Уже рванув в сторону только-только оборудованного командного пункта, я успел мельком подумать ещё о двух вещах. Первое и печальное — похоже, Шарабурко так и не пришлёт мне подкреплений из Тарнополя, моих же танкистов. Хотя какие могут быть подкрепления командиру, проигнорировавшему приказ командующего армии освободить должность и приготовиться вывести личный состав из Львова⁈
Но вторая мысль оказалась ещё более грустной — я вдруг понял, что у меня совсем нет времени рефлексировать по семье. И вот сама эта мысль ожидаемо пронзила сердце острой болью…
Ладно, нужно скорее предупредить Сикорского — а затем ещё понять принцип действия трофейных пулеметов… И под занавес — хотя бы немного поспать. Как бы странно это не звучало — но если все пойдёт как надо, завтра нас ждёт очень тяжёлый бой.
А затем и ещё тяжелее!
Пока немцы не выбьют нас из Львова — или пока мы не разгромим все идущие к городу части восемнадцатого армейского корпуса…
Глава 12
…- Братцы, все понимаю, страшно. Пикировщики когда на цель заходят, вой стоит — словно иерихонская труба! Но ведь когда немец на цель заходит, его и достать можно — особенно если поняли, куда бомбу метит. Пикирует «лаптежник» под углом градусов в шестьдесят, курс держит — вот тут-то его бронебойно-трассирующими и зажигательными встретить, посылая очереди встречным курсом! Второй момент — когда «юнкерс» бомбу сбросил, он из пикирования выходит и набирает высоту, подставив пузо. Секунд пять у вас есть — он ведь практически неподвижно зависает… Главное не теряться — а вести по врагу ответный огонь, мешая прицельно бомбы метать.
Бойцы, определенные в зенитчики, смотрят на меня собранно и сосредоточенно, внимательно слушают, согласно кивают. Но я вроде бы уже все рассказал, что когда-то сам слышал и читал:
— Ну, коли так, братцы — у кого еще есть вопросы по пулеметам немецким? Нет? Тогда получить оружие — и разойтись по огневым точкам!
— Вопросов нет, товарищ комбриг — и страха нет! Врежем немцам, долго нас помнить будут!
Ответил мне рослый белокурый малый в лихо заломленной кубанке — а остальные кавалеристы горячо поддержали товарища:
— Да!
— Петро верно говорит!
— Вломим фрицам, забудут сюда дорогу!
— Ну коли так — хвалю, орлы!
…Огневая точка зенитчиков — все та же стрелковая ячейка, соединенная с прочими траншеями ходами сообщений; была мысль оборудовать ее персональной «лисьей норой», но от этой идеи отказались. Уж слишком велик будет соблазн забиться в нее во время налета — вместо того, чтобы стрелять в самолеты, сбивая им курс! Нет, подразделение живо, пока оно воюет — а если перестают люди драться, все вместе выполняя единую боевую задачу, тогда уже гибель неминуема.
И для подразделения, и для самх бойцов…
Однако же польские зенитчики подали хорошую идею — разнести огневые точки моих пулеметчиков по позициям кавалеристов так, чтобы те прикрывали каждый свой сектор неба над высотой. Вроде разумно… Но как говорится — гладко было на бумаге, да забыли про овраги!
Посмотрим, как пойдет…
Вернувшись на КП, переоборудованный поляками из уцелевшего немецкого блиндажа, я тяжело, устало вздохнул; пока провозился с «машинегевером», пробуя зарядить ленту, снять с двухпозиционного предохранителя, поменять ствол, прошло куда больше времени, чем рассчитывал. В итоге поспать толком не удалось — и, покемарив с полчаса, я поднялся уже на рассвете, инструктировать зенитчиков.
Одновременно с тем вскрылась и другая, совершенно неожиданная для меня проблема. Как выяснилось, у моих бойцов не было с собой никакого НЗ — сухого пайка из стандартной тушенки, галет, концентрированных гороховых супов или пшенных каш. Какую-то еду мужики прихватили с собой из Тарнополя — хлеб, сухари, колбасы, но этой провизии хватило подкрепиться только утром прошлого дня, незадолго до боя на вокзале.
Вечером же подкреплялись трофеями: у немцев имелся какой-никакой остаток консервов и галет в ранцах — часть которых к тому же утекла к полякам… А я, провозившись на высоте и с ранеными, совершенно упустил из виду столь очевидный и необходимый для бойцов фактор, как элементарное питание, горячую пищу! И к своему стыду задумался об этом, лишь когда польский посыльный передал мне гостинец от Сикорского — пару бутербродов с мягким пшеничным хлебом, маслом и краковской колбасой, а также флягу с крепким таким, рьяным кофе. Последний, впрочем, густо посахарили — так что пить все же можно; пары глотков хватило, чтобы взбодриться, а вот бутерброды я отдал экипажу броневика, выручившего нас с оуновцами… Посыльного же мы с Акименко отправили назад с настоятельной просьбой к Сикорскому не жмотиться — и обеспечить наших людей горячим.