— Спокойно! Пусть подойдет ближе — тогда мы будем в мертвой зоне!
Но ефрейтор с округлившимися, ошалевшими глазами словно не услышал товарища, не понял, что ему говорят — и рванул руку с гранатой из цепкого захвата старшины…
— Бутылку! Бутылку держи! На лоб бросай!
Сергей протянул Степану бутыль с горючкой — и тот ее перехватил, все же выпустив связку «эргэдэшек». Фролов попытался было зажечь фитиль трясущимися от напряжения пальцами (вот уже второй раз с ним такая напасть) — но спички не хотели загораться, ломались… И Волошин, не в силах больше терпеть, резко выпрямился, бросив бутыль с горючкой в танк.
Раздался звон разбившегося о металл стекла — а в ответ вновь ударила очередь автоматической пушки. Но ударила над траншеей — и трассирующие снаряды прошли выше остолбеневшего Степана. Значит, красноармейцы уже в мертвой для танка зоне… Значит, настало самое время бросить противотанковую связку.
Старшина ухватился за «эргэдэшку» товарища с уже сдвинутым предохранителем — и туго примотанными проволокой к гранате четырьмя «стаканами» РГД-33 без ручек; резко встряхнул… И быстрой скороговоркой просчитал про себя «двадцать два, двадцать два», на что потребовалась чуть больше секунды.
После чего резко распрямился — и расчетливо забросил зашипевшую «эргэдэшку» под днище танка! Танка, подобравшегося к траншее всего-то на пяток метров…
Экипаж «двойки» чересчур увлекся расстрелом оглушенных большевиков в окопах; пока шли к высоте, было действительно страшно — но немногочисленные русские танки быстро сожгли средние «тройки» и тяжелые «четверки». Вела огонь в сторону вражеских панцеров и «двойка», и даже достала кого-то в борт… Но на перепаханной гаубичными снарядами и бомбами-полусотками высоте мало кто мог оказать достойное сопротивление бравым зольдатам. Вжавшиеся в землю азиаты, что они могли поделать панцерам, защищенным отличной крупповской броней?
То, что два германских экипажа уже накрылось на высоте, увлекшиеся расстрелом бегущих красноармейцев танкисты не заметили. Зато они умело всадили очередь во вражеский броневик с его опасной пушкой-«сорокапяткой», способной переломить ход боя! Заметив же движение в одной из траншей, немцы смело покатили в ее сторону — готовясь прижать русских огнем автоматической пушки и спаренного пулемета.
А уж затем раздавить их гусеницами…
Немцы действовали нагло, нахраписто, опираясь на страх необстрелянных бойцов перед танками — и до поры у них получалось неплохо. Но когда на лобовой броне разбилась бутылка с горючкой, мехвод невольно сбавил ход; герр офицер соображал недолго, после чего быстро приказал:
— Дай малый ход назад.
Мехвод совсем недавно с азартом крутил машину на осыпающихся окопах азиатов — а теперь послушно выполнил приказ командира. Но не успел он пропятиться и метра, как о низ корпуса лязгнула граната — точнее гранатная связка, закатившаяся под днище. Мехвод понял, что произошло, надавил на газ, спасая себя и машину — но неожиданно умелый, расчетливый бросок гранаты с секундной задержкой не оставил ему шансов… Связка рванула под тонким (всего-то пять миллиметров) днищем, выбив передние катки панцера — и прошила ноги отчаянно вскрикнувшего водителя парой крупных осколков, продырявивших броню.
Но разве кто-то мог ожидать столь умелых действий от русского старшины? Впрочем, Фролов и сам ничего подобного от себя не ожидал. Он просто услышал как-то о практике броска гранаты с секундной задержкой, вчера вот попробовал, вроде получилось… А сегодня смог побороть свой страх, пересилил нерешительность — и вторую связку гранат закинул уже на крышку корпуса; глухо хлопнул новый разрыв! Правда, он только оглушил экипаж панцера, не сумев пробить брони — но осколки влетели в смотровую щель мехавода и разбили триплекс, оборвав крик раненого… Кроме того, вспыхнула горючка на лобовой броне, мешая обзору из «двойки» — а старшина, уже нисколько не трясущимися пальцами зажег фитиль на второй бутылке:
— Конец тебе, падаль…
Ярко вспыхнул фитиль, пламя обожгло пальцы — но в горячке боя Сергей не почувствовал боли, рывком выпорхнув из окопа. За ним последовал и Степан, рванув шашку из ножен — вчера он зарубил фрица, и теперь рефлекторно схватился за рукоять надежного оружия, дарующего хоть какую-то уверенность… Открылся командирский люк, наружу высунулся офицер с взведенным «вальтером» — и первым он увидел «козака» с обнаженным клинком. Хлопнули два выстрела, Степан осел на подломившихся ногах… Но уже взметнулось пламя на моторном отделение, а горящая жидкость потекла внутрь, сквозь жалюзи. Яркая вспышка на мгновение ослепила танкиста — а потом вдруг острая боль пронзила его грудь.