Хозяин вагона, однако, лишь криво усмехнулся:
— Никакого перемирия или мира теперь быть не может, Вилли. От русских нам нужна лишь полная капитуляция! Или ты забыл, что большевики нарушили условие «Брестского мира» спустя всего восемь месяцев — начав воевать против наших зольдат как раз на Украине? Они использовали подаренное им время для передышки, чтобы создать собственную армию — и теперь также используют перемирие, чтобы без лишних сложностей провести мобилизацию… Нет, нужно бить их сейчас, пока враг слаб! Выпуск боеприпасов форсируют на заводах, пусть набирают новые смены и работают круглосуточно — я дам требующиеся указания. А топливо? Топливом нас обеспечат румыны.
Фюрер бросил красноречивый взгляд в сторону Гесса — и тот несколько даже рисовано, вальяжно кивнул. Ведь Чемберлен с радостью принял все условия немцев, вступающих в войну с большевиками — и дал указание лишить всякой поддержки румынского монарха Кароля II… А также потребовал от находящихся в Румынии представителей польского правительства не признавать захвата восточных областей республики большевиками — и ни в коем случае не разрешать своим воякам драться против немцев заодно с русскими. Также были даны гарантии и о воздушной неприкосновенности западной границы рейха…
…Пуля ударила под ключицей, не сломав кости и не задев легкого. Простое, не опасное для жизни ранение? Да как бы не так… Антибиотиков в настоящий момент нет НИГДЕ, запас антисептиков — того же стрептоцида — ограничен. А любая пуля вбивает в рану волокна грязной гимнастерки и вспотевшей майки под ней… И удалить все нитки с первого раза крайне проблематично. Следовательно, нагноения и воспаления мне обеспечены — к тому же ни поляки, ни даже наши собственные медики пока еще не убедились в том, что первичный шов после ранения зачастую ведет к осложнениям.
Хорошо было бы предупредить об этом наших врачей — хотя бы на уровне дивизионного или бригадного медсанбата можно приказ дать. Ведь положен же медсанбат в бригаду⁈ А уж там распространить передовой опыт в РККА, что без Финской кампании (и Ленинградских госпиталей в тылу фронта) может и не утвердиться в 39-м… Ага — а еще командирскую башенку на Т-34, и чтобы к 43-ему возобновили выпуск «тридцатьчетверок» с длинноствольным орудием калибра пятьдесят миллиметров. А еще…
Еще бы выжить неплохо. Хотя бы просто выжить. А где сейчас находится дивизионный медсанбат… Все равно неизвестно.
В очередной раз я прихожу в сознание после тяжелой дремы ближе к рассвету… И первое, что я чувствую — это ноющая, пекущая боль в груди. Хочется пить — но после этого хочется и в туалет, а поход для отхожего места в настоящий момент вызывает такие трудности… Альтернатива — металлическое судно, что приносят молоденькие медсестры.
Лучше бы немолодые мужики-санитары — хотя бы не так сильно стеснялся… Но все имеющиеся санитары заняты эвакуацией раненых.
А раненых очень много…
Ловлю себя на мысли, что мне еще повезло при падении с «Паджериком» — на адреналине боль не так чувствовалась, да и отключился я практически сразу… Раненые ведь нередко продолжают вести бой — потому что адреналин притупляет боль, потому что не отпускает напряжение схватки.
Потому что в бою или дерись — или умри.
Но в окопе зенитчиков я отключился быстро, поймав в грудь тяжелую пулю полноценного винтовочного калибра — не пистолетную или с «промежуточного» патрона, а именно винтовочную, маузеровскую. Входное отверстие вроде небольшое, аккуратненькое такое — но на выходе пуля вырвала добрый клок мяса из спины. Так что лежать сейчас приходится на животе… Потом я пришел в себя уже в госпитале, перед операцией — потом наркоз, вроде полегчало.
Но наркоз постепенно отпускает — и мне становится все жарче, муторнее, тяжелее… То проваливаюсь в забытье, где мне чудится всякий бред, что лишь иногда сменяется склоняющимися надо мной лицами родных. То вновь прихожу в себя в наполненной больничными ароматами палате с совершенно пересохшим горлом. Едва хватает сил попросить принести попить — а заодно уже и попоить… Тонкие, нежные девичьи пальчики придерживают мою голову, аккуратно поднося стакан с водой к губам — а от белокурой медсестрички сладко пахнет недорогими духами.