Но это в реальной истории — после разгрома Франции и битвы за Британию, после морской войны в Атлантике и коренного перелома на Восточном фронте. Наконец, после открытия «Второго фронта» союзниками… И во главе английского правительства стоял лидер партии войны с Германией — а не тот, кто вскормил ее Австрией, Чехословакией и Польшей, как дорогого и горячо любимого бойцовского пса…
От размышлений меня оторвал легкий хлопок по плечу:
— Да не куксись ты, Петруха! Считай, тебе крепко повезло — за твою «самодеятельность» ведь могли запросто и голову с плеч. И Голиков тебя уже снимал — а тут приказ из Москвы, оставить на бригаде, не двигать! Разве что я наконец-то до Львова добрался и принял командование сводной группой на себя — как изначально и было задумано Костенко… А в остальном — ведь ты, получается, был прав. Мы думали, немцы слово сдержат — а немцы вон как подло ударили!
Тон веселого комбрига переменился, взгляд стал тяжелым — а пальцы рефлекторно сжались в кулаки… Решившись чуть разрядить обстановку, я невесело усмехнулся, аккуратно поведя левым плечом:
— Да я бы не сказал, что легко отделался.
— Хах… Ну это война, Петруха — что тут скажешь? Война никого не щадит — и не спрашивает, кто там простой красноармеец, а кто бригады и дивизии в бой водит…
Словно в ответ на слова Шарабурко за окном вдруг взвыла сирена воздушной тревоги. Комбриг подскочил, словно ошпаренный:
— Ну, бывай Петруха. Пошел я кашу твою расхлебывать!
— Смотри не подавись!
Яков улыбнулся — и кивнул мне, на мгновение замерев в дверях. Спустя секунду за стеной послышались быстрые, торопливые шаги — а в палату заглянула медсестра, удивительно похожая на молодую актрису Магдалену Мельцаж из фильма «Тарас Бульба»:
— Пойдемте, пан генерал. Я помогу вам спуститься в бомбоубежище…
…- Господи помоги…
Как и многие молодые советские командиры, старший лейтенант Чуфаров был комсомольцем и кандидатом в партию. И естественно, он также был очень далек от религии, веры и Бога. Религия — это опиум для народа, а мы строим прекрасное светлое будущее! Этакое Царствие Божье на земле… Люди в городе в это искренне верили. А вот на деревне уже не особо — после коллективизации, «головокружения от успехов» и вспышек голода тридцатых годов. И на деревне все еще молились — в основном бабы, но бывало, что и мужики становились перед иконами.
Потому что голод — голод это страшно. И жить приходится не в «светлом, прекрасном будущем» — а здесь и сейчас, на земле. За счет которой молодое советское государство это самое будущее и строит — ударными темпами проводя индустриализацию и наращивая военную мощь!
Но это на уровне государства — а когда собственные дети увядают на глазах, поневоле встанешь к иконам и начнешь горячо молиться… Ну или за вилы схватишься, или обрез из-под полы достанешь, что еще с гражданской остался. Вот только крепка советская власть — так за горло схватить может, что никакой обрез не выручит! Одно только и остается — к иконам встать, уповая на Божью милость…
Сибиряк из уральского Кыштыма, Федор Чуфаров крепко верил в мудрость партии, а о перегибах коллективизации слышал лишь краем уха — реальной обстановки на деревне он не знал. Да и сами сибиряки больше лесом питаются, чем с худой земли — это же не белгородский чернозем! Зато в тайге и зверя добыть можно, и птицу дикую, и грибов с орехами в ней не счесть… Правда, в училище были деревенские ребята — но их политруки крепко держали в кулаке; попробуй лишнее слово сказать! А когда Федор служить начал, голод и перегибы на местах вроде бы сошли на нет, деревенским стало дышаться полегче, как-то вольнее… Зато какова теперь мощь танковых войск РККА? А сколько самолетов поднимается в небо⁈
Вот только сегодня в небе надо Львовом «Сталинских соколов» что-то не видать — зато «коршунов Геринга» так много, что сердце невольно сжимается от ужаса… На Львов обрушилась целая армада германских самолетов, бомбящих город с высоты — они сбросили уже тысячи тонн фугасных, осколочных бомб. Удары некоторых отдаются за километр с лишним, жестко встряхивая укрытую в капонире «бэтэшку»! А многострадальную «Кортумову гору», как кажется, сравняли с землей — заодно перепахав снарядами высоту у Збоища. Сильно взрывалось и в районе железнодорожного вокзала — не иначе нащупали стервятники смелый польский бронепоезд… И конечно, немцы вдоволь проутюжили позиции польских пехотных батальонов на севере города и с северо-запада, где ляхи прилично так нарыли окопов.