Мирабелл. Так поделитесь с нами этой тайной, Уитвуд.
Уитвуд. Нет, уж вы меня простите! Чтоб я выставил напоказ изъян моего друга! Увольте, голубчик, не могу!
Фейнелл. Наверно, ему недостает искренности или еще какого-нибудь пустяка.
Уитвуд. Если бы! Кто же за подобное осудит остроумца? Требовать искренности от острослова не разумнее, чем постоянства от красавицы. В первом случае это свидетельствовало бы о том, что скудеет ум, а во втором — убывает красота.
Мирабелл. Может быть, он, по-вашему, слишком самонадеян?
Уитвуд. Нет, нет! Это всего лишь азарт спорщика и желание неустанно участвовать в разговоре.
Фейнелл. Может, слишком невежествен?
Уитвуд. Что вы — это его счастье! Будь он образованней, как бы он выказал свой природный ум?
Мирабелл. Ну, тогда косноязычен?
Уитвуд. А вы знаете, мне это в нем теперь даже нравится — косноязычие позволяет мне порой выступать при нем толмачом.
Фейнелл. Нахален?
Уитвуд. Нет, не то.
Мирабелл. Тщеславен?
Уитвуд. Нет.
Мирабелл. Ага! Наверно, дело в том, что подчас он сдуру выкладывает всю правду: не хватает ему смекалки придумать что-нибудь похитрей.
Уитвуд. Что? Правду?.. Ха-ха-ха! Ну так вот, слушайте: он вообще не говорит правды. Ясно? Он лжет, как горничная, как привратник у знатной дамы. Вот в чем его слабость.
Кучер. Не здесь ли мистер Петьюлент, хозяюшка?
Бетти. Здесь.
Кучер. Три дамы там, у меня в карете, желали бы с ним поговорить.
Фейнелл. Каков Петьюлент, а? Слыхали: целых три!
Бетти. Сейчас я скажу ему.
Кучер. И еще подайте им две чашки шоколада и стакан коричной настойки[245]. (Бетти и Кучер уходят.)
Уитвуд. Не иначе — две досужие шлюхи и сводня, страдающая одышкой. Теперь вы знаете, кто эти дамы.
Мирабелл. А вы, я вижу, на короткой ноге с его знакомыми.
Уитвуд. Дружба, которой не сопутствует доверие, столь же мало привлекательна, как любовь без обладания или вино без здравицы. Так и быть, открою вам всю правду. Он уже неделю нанимает этим шлюхам карету и оплачивает кое-какие их расходы с тем, чтобы они ежедневно справлялись о нем в общественных местах.
Мирабелл. Ну и ну!
Уитвуд. Вот увидите, он не выйдет к ним: мало народу — не перед кем стараться. Это что! У него была выдумка похлеще. Прежде чем он измыслил этот маневр со шлюхами, он сам о себе справлялся, да-да.
Фейнелл. Сам о себе? Растолкуйте, как это?
Уитвуд. Очень просто. Стоит вам сойтись с ним в шоколадной, как он удирает: только вы к нему спиной — его и след простыл! Мчится домой, накидывает капюшон, шарф, прячет лицо под маской, впрыгивает в наемную карету, гонит обратно, и вот — уже справляется у дверей: не здесь ли мистер Петьюлент. Этот трюк я и имел в виду, говоря о его привычке справляться о себе, дожидаться себя и даже порой, не заставши себя, оставлять самому себе письмо.
Мирабелл. Признаться, это уже что-то новое. По-видимому, он и сейчас оказывает себе какую-то услугу: уж больно долго не выходит. Pardon, вот и он!
Бетти. Вас дожидаются в карете, сударь.
Петьюлент. Знаю, знаю, Иду. Черт-те что! Можно подумать, что я повитуха или сводня! Вламываются, поднимают на ноги — в любой час, в любом месте! Чума их забери! Не пойду! Скажи им, что я не выйду, слышишь? Пусть их пускают сопли, пусть ревут в три ручья!
Фейнелл. Какое бессердечие, Петьюлент.
Петьюлент. А ну их, и все! Не в настроении я!
Мирабелл. Надеюсь, они из простых: ведь с дамами из общества так не поступают.
Петьюлент. Из общества — не из общества, фигу им сушеную! Не в настроении я! Ей-богу, пусть бы они даже были эти... которые... и тогда, коли я не в духе — хотите ждите, а не хотите — проваливайте!
Мирабелл. «Эти — которые»?! Переведите, Уитвуд!
Уитвуд. Императрицы, голубчик. Султанши[246], к примеру сказать.
Петьюлент. Ну вроде Роксоланы[247].
Мирабелл. Помилосердствуйте!
Фейнелл. А Уитвуд говорит, будто это...
Петьюлент. Что он такое говорит?
Уитвуд. Я? Что они — настоящие дамы, только и всего.
Петьюлент. Мало, Уитвуд! Так вот слушайте: это его родственницы. Две кузины, с которыми он вместе ждет наследства, и старуха тетка — охотница до тайных сходбищ, а пуще до кошачьих концертов.
245
...стакан коричной настойки. — Эта настойка из корицы, сахара и спирта подавалась в горячем виде; считалась полезной для пищеварения.
247
Роксолана — персонаж трагедии Уильяма Д'Авенанта «Осада Родоса» (ч. I, 1656; ч. II, 1661), фаворитка Сулеймана Великолепного.