Джибит. Прямо, сударь, с ног валился.
Эймуэлл. Постойте, а не встречал ли я вас в кофейне Уилла[55], сударь?
Джибит. Разумеется, и еще в шоколадной Уайта[56].
Эймуэлл. А где ваша рота, капитан?
Джибит. Еще не прибыла.
Эймуэлл. Когда ж она прибудет?
Джибит. Сегодня вечером, сэр.
Эймуэлл. А куда она направляется?
Джибит. По окрестностям. — Черт меня подери, если я не выложил ему достаточно, чтобы и у него развязался язык. Нет, видно, он не из наших. Дадим от ворот поворот.
Эймуэлл. Вы расквартируете свою роту в Личфилде?
Джибит. Да, в этом доме, сэр.
Эймуэлл. Как! Целую роту?!
Джибит. Да ведь это одно название, что рота. Три человека. Ха- ха-ха!
Эймуэлл. А вы шутник, сударь.
Джибит. А то как же! Извините меня, сударь, за уклончивость. Я людей повидал, особливо на большой дороге. Осторожность никогда не повредит, — ведь я не с пустыми руками хожу.
Эймуэлл (в сторону). Но пока что без наручников.
Джибит. Я доподлинно знаю, что в здешних местах орудует шайка грабителей. Разумеется, джентльмена, вроде вас, сударь, никто подозревать не станет, а все-таки, сударь, береженого бог бережет.
Эймуэлл (в сторону). Тебя он вряд ли убережет. — Стало быть, вы не капитан?
Джибит. Нет, сударь, не капитан. Просто в дороге всегда удобнее назваться капитаном. Придает вес, избавляет от дурацких расспросов, да и буфетчики становятся внимательнее. В дороге я всегда капитан.
Эймуэлл. Простите, сударь, а ваша настоящая профессия?
Джибит. Уж вы меня извините, сударь, не скажу. Не все можно говорить, сэр.
Эймуэлл. Ха-ха-ха! Нет, вы молодец, ей-богу!
Входит Боннифейс.
Ну, что слышно, мистер Боннифейс?
Боннифейс. Там, как говорится, еще один джентльмен. Прослышал, что вас только двое, и хочет, с вашего позволения, быть третьим.
Эймуэлл. А кто он?
Боннифейс. Как говорится, духовное лицо.
Эймуэлл. Священник? Настоящий священник? А может, это у него тоже дорожное прозвище, как вот у этого капитала?
Боннифейс. Что вы, сударь, он настоящий! Он капеллан при пленных французах.
Эймуэлл. Француз?
Боннифейс. Да, сударь, родился в Брюсселе.
Джибит. Так он француз да еще священник? Нет, он для меня не компания. Я дорожу своей репутацией, сударь!
Эймуэлл. Полно, капитан, ведь мы здесь одни. — А он говорит по-английски, хозяин?
Боннифейс. Еще как, сударь! Если б, как говорится, не акцент, вы б и не догадались, что иностранец.
Эймуэлл. Значит, он не первый раз в Англии?
Боннифейс. В том-то и дело, сударь, что первый. Он, как говорится, большой знаток в языках. А уж как по-латыни начнет — заслушаешься!..
Эймуэлл. А вы знаете латынь, мистер Боннифейс?
Боннифейс. Да нет, сударь, куда мне, как говорится! Но он хорошо изъясняется, быстро так.
Эймуэлл. Просите его.
Боннифейс. Да вот и он, как говорится.
Входит Фуагар.
Фуагар. Мир вам, джентльмены!
Эймуэлл. Ну и француз! — Ваш слуга, сударь.
Фуагар. Я рад-радешенек, ш вами пожнакомиться. Ваш сервант, шударь. И ваш так же тошно.
Джибит. А вы, отец, здорово по-английски выражаетесь. Только вот акцент мешает.
Фуагар. Я, милок, все шлова знаю. Только вот нам, загранишным, никак не швязать ваш язык и наших шлюх.
Эймуэлл (в сторону). Ну и француз, не иначе из Ирландии! (Фуагару.) — Вы родились во Франции, святой отец?
Фуагар. Училша я там, родилша в Брюшеле и подданный ешть короля гишпанского, милок.
Джибит. Да ведь королей-то испанских нынче — двое[57], так вы какого из них подданный?
Фуагар. Пока не знаю, милок.
Эймуэлл. Полно, капитан, вы слишком много требуете от святого отца. Ведь он иностранец.
Фуагар. Пущай его, милок! Нашего брата, француза, ш папталыку-то не шабьешь!
Эймуэлл. Оставим споры, джентльмены. Хозяин, обед готов?
55
56
57