Господин Оттенс велел вести себя тихо: рассредоточиться по дворам, огонь не разводить, не шуметь, — так, чтобы издалека деревня казалась брошенной. Дозорным — глаз не спускать с дороги, сменяться каждые два часа. И никому из домов ничего, кроме еды, не брать.
— А что с кудлаками? — уточнил Акийнурм. — Когда вы сюда приезжали в прошлый раз, они так же надрывались?
— Стерегут дворы, — пожал плечами господин Оттенс. — Хотя подозреваю, это только малая часть, остальные разбежались.
Госпожа Дойварнесс подъехала к ним, как обычно, совершенно бесшумно.
— Вот, кстати, ещё один довод в пользу сказанного святым отцом. Если бы жителей угнали андэлни Плети, кудлаков просто оставили бы на привязи. А ведь всех успели отвязать.
— Однако проблема остаётся, — невозмутимо заметил Клык. — Некоторых прогнали, но с десяток наиболее упрямых не желает уходить.
— Пристрелите, — отмахнулся господин Оттенс. — Если оставим, их лай может нас выдать.
— А что с горбачами? Их никто не кормил несколько дней, быки трубят, коровы мычат как сумасшедшие.
— Не трогать. Пусть всё выглядит естественно. Вряд ли андэлни Плети будут ждать ловушки, но мы не должны их вспугнуть.
Для себя он выбрал домик поближе к западным воротам. Отсюда видны были распахнутые створки — и дорога за ними, пока пустая.
Стемнело, звенели в траве цикады, на небе заблестели первые звёзды — мелкие, холодные, словно крошки льда. Горбачи то замолкали, то снова принимались реветь. Скоростели в ответ едва слышно шипели сквозь наклювники.
Понимая, что всё равно не уснёт, господин Оттенс вышел во двор. Дело было не в шуме — просто чем больше размышлял он над версией жреца, тем более верной она ему казалась… за исключением одной малости, которая всё маячила на самом краю сознания. Очень важной и пугающей малости.
Он наскоро перекусил тем, что принёс оруженосец, и отправился бродить по деревне: на ходу лучше думалось.
Правда, горбачи орали невыносимо — некоторые уже хриплыми, надорванными голосами. Одно хорошо: было их, в общем-то, немного. Сперва господин Оттенс решил, что некоторых всё же увели местные жители, но потом сообразил: да некого было уводить! Жили здесь бедно, вот в чём причина. Вспомнил: поля к северу от деревушки стояли полупустые, на огородах всё высохло и завяло.
И ведь видно, что жители не из ленивых. Дома древние, но содержатся в порядке, подновляются, ограды тоже, частокол… ну, понятно, о нём-то при любом раскладе позаботятся в первую очередь, — но и прочее-разное говорит о том же, все детальки, мелочи: расписные горшки на кольях, запасы угля и дров во дворах, колодец чистый, засовы, ухваты, петли — без ржавчины…
Значит, скорее всего, дело в земле: она который год отказывается родить. А это, в свою очередь, означает, что хозяева замка Вёйбур не слишком-то заботятся о вверенных им краях. Камень-ключ терпит нынешних Вёйбуров — но не более того.
Однако если так — стал бы андэлни, которому плевать на собственных подданных, спасать их от Плети? Господин Вёйбур, кем бы он ни был, наверняка понимает: лишние рты во время осады — обуза, а не подспорье.
Тогда что на самом деле произошло в деревушке?..
Эстритолк Оттенс огляделся, заметил в одном из дворов юного сержанта, который как раз кормил скоростеля, — и подозвал к себе.
— Да, господин советник?
— Сбегай-ка к госпоже Дойварнесс и к сотнику, скажи, жду их у себя. Да, и к святому отцу, — его тоже.
— Есть, госпо…
В этот момент от западных ворот донеслись удивлённые возгласы. И сразу — клёкот возбуждённых скоростелей. Тот, которого кормил сержантик, вскинул голову и пронзительно закричал в ответ.
— Забудь! Седлай его и поднимай остальных солдат, — бросил господин Оттенс.
Сам он помчался к западным воротам, на ходу пытаясь сообразить, что же пошло не так. Потом увидел в проёме дорогу, силуэты на ней — и остолбенел.
Впереди мчались трое всадников на скоростелях. С такого расстояния и при скудном освещении толком было не рассмотреть, но господин Оттенс не сомневался, что это его андэлни. Значит — те, кого отправили в безымянную северную деревушку. И похоже, до пункта назначения они не добрались.
За этими тремя гнались всадников пятнадцать — семнадцать — шли рассыпавшись полукругом, пытаясь зажать в клещи. Не только на скоростелях: даже отсюда господин Оттенс разглядел трёх бархаг, четырёх или пять грациозников, ещё каких-то тварей, о которых прежде и не слыхал. После Разлома их появилось предостаточно, в основном смертельно опасных, но некоторых удавалось приручить… или по крайней мере на время обуздать.
— Господин советник, ворота запираем?
Он зло глянул на подбежавшего десятника.
— Не сметь! Десять… нет, пятнадцать андэлни отправьте из восточных, пусть обойдут деревушку с севера и ударят с тыла. А вы готовьтесь: пропустим наших, позволим въехать остальным — вот тогда и атакуем с двух сторон. На узкой улочке им не развернуться. И запомните, все, — (он видел, что его слушает не только десятник), — ни один не должен уйти. Но нам нужны живые… необязательно невредимые, но — живые.
Схватил принесённый оруженосцем щит, а перевязь с мечом никогда во время выездов и не снимал. Это было первое, чему научил Эстритолка Оттенса сотник — ещё когда они только познакомились и отправились вдвоём на первое деликатное задание.«Оружие, — говорил Акийнурм, — всегда должно быть при вас. Даже если мы едем в какой-нибудь захолустный городок, по пустяковому делу». В тот раз оно им действительно понадобилось — и урок сотника господин Оттенс запомнил навсегда.
Сейчас он проверил, свободно ли выходит меч из ножен, и огляделся по сторонам.
Горбачи ревели из-за запертых дверей. Скоростели вторили им, вытягивая длинные шеи и топорща алые хохолки. Господин Оттенс рассеянно подумал о том, что кудлаков можно было и не убивать, — и это оказалось его последней отвлечённой мыслью.
Дальше всё происходило с невероятной скоростью — как будто время до сих пор сжималось в тугую пружину, — и вот теперь развернулось.
Створки ворот с гулким грохотом отлетели в стороны. Чья-то рука ухватила господина Оттенса за плечо и рванула влево — из-под лап ворвавшегося на улочку скоростеля. Всадник в седле держался из последних сил. Левое его бедро и левый бок птицы влажно блестели, и что-то капало в пыль, оставляя густой, вязкий след.
Вслед за первым въехали два других всадника. В узком пространстве птицы столкнулись, один андэлни вылетел из седла и рухнул прямо на доски хлипкого заборчика. Закашлялся, попытался встать.
На него не обращали внимания. Потому что в ворота уже ворвались те, кто преследовал этих трёх, — разномастная толпа, улюлюкающая, вопящая, размахивающая оружием. Впереди неслись на бархатах двое бородачей — похоже, братья. Головы обрили налысо, кожу украсили татуировками — алыми глазами, которые таращились прямо в небо. Гигантские жуки под ними бежали беззвучно, у одного из сочленения между головой и грудью торчал обломок стрелы. Оказавшись на улице, бархаги пружинисто прыгнули — одна вправо, другая влево. Правая приземлилась на крышу домика, ловко вскарабкалась до конька и там замерла. Её всадник потянулся за луком. Другой жук оказался менее удачлив — он запрыгнул во двор, где на него обрушились солдаты господина Оттенса. Одно копьё пронзило горло всадника, три ударили по фасеточным глазам бархаги…
А в деревню уже влетали следующие всадники — кого-то удавалось остановить сразу, другие уворачивались от клинков и прорывались к площади, вслед за беглецами.
На другой стороне деревни, у восточных ворот, вдруг закричали. Зазвенело оружие, зашипели скоростели.
— Ах ты ж, гаррово семя! Их было больше! — рявкнул кто-то прямо над ухом у господина Оттенса. — Кто-нибудь…
И в этот момент воздух над их головами затрещал так, будто там, наверху, плотно натянули и разорвали надвое необъятный кусок парусины.