Впрочем, его мысли занимала сейчас врачебно-летная комиссия, которую предстояло пройти, причем совсем скоро. И Олег очень надеялся пройти ее успешно, оба хирурга считали, что шанс у него неплохой.
И вот в конце января этот день настал. Олег сидел на скамейке в коридоре в ожидании вызова на комиссию, ждать скорее всего предстояло долго, поэтому он смотрел в окно на происходящую неторопливую жизнь и слушал пожилую медсестру тетю Глашу, рассказывавшую ему последние городские и прочие новости. Тетя Глаша была небольшого роста полноватой старушкой, словоохотливой, доброй и рассудительной. Сейчас ее мысли занимал старший внук, который попал в артиллерийское училище. Приходилось ему там тяжело, это читалось между строк его писем, хотя парень ни на что не жаловался, наоборот, письма были очень бодрые, даже слишком. Эта показная бодрость и настораживала тетю Глашу, хорошо знавшую характер внука.
– Ты вот тоже, не успел на ноги встать, уже снова на фронт просишься. Где это видано, после таких ран всего месяц прошел, и на тебе, на комиссию!
– Да хорошо у меня все, тетя Глаша! Наши врачи меня до комиссии допустили, значит, здоровье и силы есть!
– И где ты только берешь их, силы эти! – вздохнула тетя Глаша.
– А вы все и есть мой источник силы. Вы, Владимир Александрович с Валентином Сергеевичем, вот тот мальчишка, – Олег показал в окно на мальчика лет десяти, тащившего по снегу санки с каким-то кульком, – вы все!
Неожиданно Северова вызвали на комиссию одним из первых, и он пошел, провожаемый завистливыми взглядами тех, кто всерьез опасался ее не пройти либо был еще не допущен. Тетя Глаша перекрестила его вслед.
Как и ожидалось, члены комиссии были вполне удовлетворены его состоянием и озадачены очень малым сроком лечения. Проверка зрения показала полный порядок, динамометр Олег жамкнул от души, врачи заулыбались, объем легких оказался почти шесть литров. Читали его медицинскую карту, качали головами, снова читали. Терапевт, невропатолог, офтальмолог, отоларинголог, никто не имел никаких претензий. В качестве хирурга членом комиссии был Валентин Сергеевич, он кратко рассказал историю стремительного выздоровления пациента. Пока врачи обсуждали здоровье Северова, его личным делом завладел черноволосый капитан с хищным острым носом и орденом Красного Знамени на гимнастерке.
Члены комиссии еще пошушукались и выдали свое заключение:
– Годен без ограничений!
Счастливый Северов вышел, чтобы начать приятную процедуру сборов в дальнюю дорогу. Для начала Олегу отдали плотно набитый и хитро завязанный вещмешок. Развязав замысловатый узел, летчик с изумлением обнаружил свои швейцарские часы и бритвенные принадлежности, а также коробочку с орденами, вторую награду он так и не успел прикрутить. Затем Северов пошел получать одежду, и здесь его ждало жестокое разочарование. Обмундирование было чистым, но старым, солдатским. Кубики на петлицах пришлось нарисовать химическим карандашом. Вместо сапог он получил ботинки с обмотками, шинель была старой, да еще и обрезанной. А в этой шапке, наверное, еще кто-то из декабристов шел пешком из Санкт-Петербурга в Забайкалье. Рукавицы дали также старые, солдатские, с указательными пальцами. В общем, обрядили так, что можно идти прямо на паперть за милостыней – настоящий бомж. Белье, к счастью, выдали теплое, иначе зимой на морозе в такой одежке долго находиться без риска здоровью нельзя.
Северов простился с медиками, заглянул к особисту и Васе Пильченко. Последний с энтузиазмом ожидал протез. Олег пожелал ему удачи. Борис Полевой еще не написал свою «Повесть о настоящем человеке», но Северов верил, что у Пильченко все получится. Особист, критически обозрев наряд летчика, заявил, что такого гавроша лично он непременно остановил бы для проверки, так что сразу посоветовал запастись терпением и не возмущаться, если станут требовать документы. Пожелав хорошему человеку удачи, Северов направился на вокзал.