— В самом деле? — отозвался Стивен.
— О нет, сэр — воскликнули оба на полном серьезе. — ни кэт, ни шебеку. Хотя вы можете подумать, что у шебеки бывает бушприт, на самом деле это нечто вроде боканца с вулингами.
— Обязательно обращу на это внимание, — сказал Стивен. — Я полагаю, вы привыкли к своему жилью, — заметил он, с опаской поднимаясь на ноги. — Должно быть, поначалу оно казалось тесноватым.
— Что вы, сэр! — возразил Моуэтт и продекламировал:
Не думай свысока, хоть место это скромно —
Для мощи флота роль его огромна.
Гляди с почтением: священный сей удел
Хау и Хока[39] воспитал для ратных дел.
— Не обращайте на него внимания, сэр! — озабоченно воскликнул Баббингтон. — Он вовсе не намеревался обидеть вас, уверяю вас, сэр. Просто у него дурная привычка кривляться.
— Ну-ну, — отозвался Стивен. — Давайте осмотрим остальную часть судна, этого средства передвижения.
Они направились на нос и прошли мимо еще одного часового, морского пехотинца. Пробираясь в темном пространстве между двумя решетчатыми люками, Стивен споткнулся обо что-то мягкое, оно загремело и сердито воскликнуло:
— Ты чо, не видишь, куда прёшь, мудочёс долбаный?
— Слушай, Уилсон, заткни-ка хлебало, — воскликнул Моуэтт. — Это один из матросов, закованный в кандалы, — объяснил он. — Не обращайте на него внимания, сэр.
— А за что его заковали?
— За грубость, — с некоторой чопорностью ответил Моуэтт.
— А вот довольно просторное помещение, хотя и с низким потолком. Насколько я понимаю, оно для младших офицеров?
— Нет, сэр. Здесь матросы принимают пищу и спят.
— А остальные, полагаю, размещаются ниже?
— Ниже жилых помещений нет, сэр. Под нами находится трюм с небольшим настилом в качестве орлопа.
— Сколько же тут человек?
— Вместе с морскими пехотинцами семьдесят семь, сэр.
— Но все они не могут спать здесь. Это же физически невозможно.
— При всем уважении, сэр, это возможно. На каждого человека полагается четырнадцать дюймов для подвешивания его гамака, и вешают они их теперь вдоль корабля. Ширина судна на миделе — двадцать пять футов десять дюймов, что дает двадцать два места — вы можете увидеть номера, написанные тут.
— Но человек не в состоянии разместиться на четырнадцати дюймах.
— Верно, сэр, будет тесновато. Но на двадцати восьми уже сможет. Видите ли, на судне с двумя вахтами примерно половина экипажа находится на вахте, так что их места остаются свободными.
— Но даже с двадцатью восемью дюймами, то есть с двумя футами и четырьмя дюймами, человек, должно быть, касается своего соседа.
— Ну и что, сэр, это вполне терпимо, уверяю вас, зато у всех есть крыша над головой. Видите, тут у нас четыре ряда. Один — от переборки до этого бимса, здесь еще один; затем до бимса с фонарем, висящим перед ним. Последний ряд кубрика расположен между ним и носовой переборкой, что рядом с камбузом. У боцмана и тиммермана там наверху имеются свои каюты. Первый ряд и часть следующего предназначены для морских пехотинцев. Затем располагаются матросы, которые занимают три с половиной ряда. Так что имея в среднем двадцать гамаков в ряду, удается втиснуть всех, несмотря на мачту.
— Но получается сплошной живой ковер, даже если здесь лежит лишь половина экипажа.
— Верно, так оно и есть, сэр.
— Где же окна?
— У нас тут нет ничего, чего вы могли бы назвать окнами, — ответил Моуэтт, качая головой. — Наверху имеются люки и решетки, но когда штормит, их обычно задраивают.
— А лазарет?
— Честно говоря, его у нас нет, сэр. Но у больных имеются койки, подвешенные у носовой переборки по правому борту рядом с камбузом. И им разрешено пользоваться круглой рубкой.
— А что это такое?
— Ну, на самом деле это не рубка, а больше похоже на небольшой весельный порт, но не такой, как на фрегатах или линейных кораблях. Но он выполняет свое предназначение.
— Какое именно?
— Не знаю, как вам и объяснить, сэр, — смутился Моуэтт. — Это нужник.
— Сортир? Уборная?
— Вот именно, сэр.
— А как же справляются с этим остальные? У них что, ночные горшки имеются?
— О нет сэр, избави Бог! Они вылезают вон в тот люк и идут на гальюн, там маленькие площадки с обеих сторон от форштевня.