1–2 Публикация «Литературного архива», 1 (1938), воспроизводит (с. 76) красивую гравированную диаграмму из библиотеки Пушкина, показывающую сроки вскрытия и замерзания Невы за 106 лет («Хронологическое изображение вскрытия и замерзания реки Невы в Санкт-Петербурге с 1718 по 1824 год»). В 1820 г. река вскрылась 5 апреля, на неделю раньше среднего срока, но почти на три недели позднее, чем в годы рекордно ранних ледоходов. Апрель и начало мая (за исключением 1 мая, которое было холодным и мокрым, согласно наблюдению в «Отечественных записках», II [1820]), были теплыми, но затем произошло внезапное понижение температуры 13 мая; и 7 июня Карамзин писал из Петербурга, в письме к Дмитриеву: «Нынешним летом не льзя <так!> хвалиться: мы еще не видали красных дней».
Онегин покинул Петербург примерно тогда же, когда это сделал Пушкин (9 мая 1820 г.); их прогулки летнею (скорее даже весеннею) ночью по набережной Невы не могли состояться позднее, чем на первой неделе мая (ст. ст.), примерно 20 мая (нов. ст., если, конечно, здесь не припоминается июнь 1819 г.). На этой северной широте (60°) в это время года солнце садится в 8.30 вечера и встает в 3.15 утра: вечерние сумерки заканчиваются незадолго до полночи, а утренний полумрак начинается примерно полчаса спустя. Это и есть знаменитые «белые» ночи (которые особенно коротки в июне: закат в 9.15 вечера, рассвет — в 2.30 утра), когда небо остается «прозрачно и светло», хотя и безлунно.
3 Стихотворение Гнедича, к которому апеллирует Пушкин в своем примеч. 8, — это «Рыбаки», многоречивая и монотонная эклога, написанная нерифмованным пятистопным амфибрахием и изображающая двух пастухов, которые ловят рыбу на берегу одного из невских островов (предположительно Крестовского острова). Цитируемые строки взяты из первого издания части II (1822, в журнале «Сын Отечества», VIII), которое слегка отличается от окончательного текста 1831 г. На эту чрезмерно обширную цитацию наш поэт, без сомнения, был подвигнут чувством благодарности Гнедичу за то, что тот присматривал за публикацией «Руслана и Людмилы» в 1821 г.
4–6 Очень хороший пример влияния Пишо, скрывающегося за влиянием Байрона, представлен строкой в этой магически играющей тональностями строфе, где Пушкин описывает свои прогулки с Онегиным по Дворцовой набережной, в грезах воспоминаний и сожалений.
Ср.: «Чайльд-Гарольд», II, XXIV:
Французская версия (изд. Пишо 1822 г.) является никудышной парафразой: «Склонившись через округлый борт корабля, чтобы созерцать диск Дианы, отражающийся в зеркале океана [отсюда пушкинское „вод… стекло“], мы забываем наши надежды и нашу гордость: нашей душе мало-помалу представляются воспоминания о прошлом».
Отметьте этот курьезный и выразительный случай: реминисценция, испорченная влиянием литературного поденщика, выступающего посредником между двумя поэтами.
XLVIII
1–4 Аллюзия на высокопарную посредственность — пиита Михаила Муравьева (1757–1807). См. пушкинское примеч. 9.
2 гранит. Гранит парапета. В этой строфе Онегин и Пушкин находятся на южном берегу Невы, на его участке, именуемом Дворцовой набережной, повернувшись лицом к Петропавловской крепости. Петропавловская крепость использовалась как тюрьма для политических преступников на так называемом Петербургском острове на северной стороне 500-метровой Невы.