Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина

¹¹ И тем я начал мой роман. Теперь круг замкнулся (I–LII–I). Он заключает в себе пятьдесят две строфы. Внутри него Евгений перемещается по меньшей, концентрической траектории своих ежедневных занятий (XV–XXXVI). Движущей силой, направляющей «колеса» главы, является дух лирических отступлений, участие Пушкина, ряд лирических взрывов. Как Стерн говорил о своем «Тристраме Шенди» (т. 1, гл. 22), «…произведение мое отступательное, но и поступательное в одно и то же время… Отступления, бесспорно, подобны солнечному свету; они составляют жизнь и душу чтения» <пер. А. Франковского>. Пушкин добавил внутреннего горения.

Следующая строфа (LIII) продолжит историю, начатую в I–II. Она продлится в еще одной строфе (LIV), — и все это будет в рамках прямого повествования в главе Первой (пять строф: I–II, LII–LIV).

¹² в деревню. В этом смысле деревня означает поместье, имение, владение, наследственную собственность, а не «село», как «переводчики» понимают его здесь и во всем романе («село» или «села» во времена крепостного права могли быть важнейшей частью имения, но это само собой разумеется). Сам Пушкин в своей переписке, когда писал по-французски, был склонен использовать бросающийся в глаза русицизм «mon village» (например, письмо к Анне Керн, 25 июля 1825 г., по-французски: «…лучшее, что я могу сделать в моей печальной деревне <de mon triste village>, — это стараться больше не думать о Вас») вместо правильного «mon bien» или «ma propriété», или же «ma campagne» (терминов, которые он и его приятели помещики использовали повсюду). Татьяна тоже поэтично использует слово «деревня» в своем письме (глава Третья), в котором ситуация Пушкин — Анна Керн, так сказать, повернута наоборот (см. также коммент. к главе Второй, I, 1).

LIII

   Нашелъ онъ полонъ дворъ услуги;    Къ покойному со всѣхъ сторонъ    Съѣзжались недруги и други,  ⁴ Охотники до похоронъ.    Покойника похоронили.    Попы и гости ѣли, пили,    И послѣ важно разошлись,  ⁸ Какъ будто дѣломъ занялись.    Вотъ нашъ Онѣгинъ сельскій житель,    Заводовъ, водъ, лѣсовъ, земель    Хозяинъ полный, а досель ¹² Порядка врагъ и расточитель,    И очень радъ, что прежній путь    Перемѣнилъ на что нибудь.

^1–7 В этой строфе, в которой Пушкин трактует тему смерти в духе торжествующий веселости, очень отличающейся от лирического эсхатологизма следующей главы, посвященной Ленскому, читатель насладится забавным рядом аллитераций в строках 1–7, усиленным весомым двойным пропуском ударений в строках 4 и 5 — редко встречающимся ритмом и исключительно редким в соседних строках:

Нашел он полон двор услуги;
К покойнику со всех сторон
Съезжались недруги и други,
Охотники до похорон.
Покойника похоронили.
Попы и гости ели, пили
И после важно разошлись…

Аллитерирующие элементы в эти строках таковы:

           о́л, о́л;
по́, по, по, по, по, по, по́;
     охо́, охо, охо;
          ли, ли.

Эти повторяющиеся звуки пронизывают следующие слова:

нашел, полон;

полон, к покойнику, похорон, покойника похоронили, попы, после;

охотники до похорон, похоронили;

ели, пили.

Компоненты слова «похоронили» здесь, кажется, просто веселятся.

Один вопрос в связи с этим пассажем беспокоит меня с детства. Как могло случиться, что соседи Онегина, Ларины, не присутствовали на похоронах и поминках, ощутимое эхо которых, как кажется, встречается в Татьянином сне (глава Пятая, XVI, 3–4), когда она слышит крики и звон стаканов «как на больших похоронах».

⁸ делом занялись. В этом стереотипном обороте «дело» означает нечто имеющее ценность, смысл, тогда как под «бездельем» («лень», «ничегонеделание») подразумевается противоположное.