1 Мой дядя самых честных правил. Это не самое благоприятное начало с точки зрения переводчика, и следует обратить внимание на некоторые реальные обстоятельства, прежде чем мы продолжим.
В 1823 г. у Пушкина не было соперников в стане «новых» (существовало огромное различие между ним и, скажем, Жуковским, Батюшковым и Баратынским — группой второстепенных поэтов, наделенных примерно равным талантом, незаметно переходящих в следующую категорию откровенно второсортных поэтов: Вяземский, Козлов, Языков и др.); но около 1820 г. у него был, по крайней мере, один соперник в стане «архаистов» — Иван Крылов (1769–1844), великий баснописец.
В любопытном прозаическом отрывке (тетрадь 2370, л. 46 и 47) — «воображаемом разговоре» автора с царем (Александром I, период правления 1801–25), набросанном нашим поэтом зимой 1824 г. во время ссылки в Михайловское (9 авг. 1824 г. — 4 сент. 1826 г.), автор произносит следующие слова: «Онегин [глава Первая] печатается: буду иметь честь отправить два экз. в библиотеку вашего Величества к Ив. Андр. Крылову» (с 1810 г. Крылов имел синекуру при петербургской Публичной библиотеке). Первая строка «ЕО» представляет собой (что известно, как я заметил, русским комментаторам) отголосок четвертой строки басни Крылова «Осел и мужик», написанной в 1818 г. и опубликованной в 1819 г. («Басни», кн. VI, с. 77). В начале 1819 г. Пушкин слышал в Петербурге, как тучный поэт с изумительным юмором и жаром читал эту басню в доме известного мецената Алексея Оленина (1763–1843). В тот памятный вечер, завершившийся играми в гостиной, двадцатилетний Пушкин, едва ли заметил дочь Оленина Аннету (1808–88), за которой в дальнейшем он ухаживал так страстно и так несчастливо в 1828 г. Однако он познакомился там с племянницей жены Оленина Анной Керн, урожденной Полторацкой (1800–79); ей при второй встрече (в псковской деревне в июле 1825 г.) поэт посвятит знаменитое стихотворение «Я помню чудное мгновенье», вложив его в неразрезанный экземпляр отдельного издания главы Первой «ЕО» (см. коммент. к главе Пятой, XXXII, 11) и подарив в обмен на веточку гелиотропа с ее груди.
Четвертая строка басни Крылова звучит: «Осел был самых честных правил». Когда мужик нанял его стеречь огород, осел не поживился с него ни листочком капусты; но так скакал по грядкам, что разорил весь огород, и за это был избит хозяином дубиной: глупость не должна браться за важные дела; не прав, однако, и тот, кто поручает ослу стеречь огород.
1–2 Смысл первых двух строк будет ясен, если вместо запятой, разделяющей эти строки, поставить двоеточие; иначе усердный переводчик может ошибиться. Так, в целом точный прозаический перевод Тургенева — Виардо (1863) открывается ошибкой: «Dès qu'il tombe sérieusement malade, mon oncle professe les principes les plus moraux»
<«С тех пор как мой дядя серьезно занемог, он стал исповедовать самые нравственные принципы»>.
1–5 Первые пять строк главы Первой мучительно темны. Я утверждаю, что это было сознательно сделано нашим поэтом, чтобы начать повествование туманно, а затем постепенно освободиться от первоначальной туманности.
В первую неделю мая 1820 г. двадцатипятилетний Евгений Онегин получает письмо от управителя своего дяди о том, что старик при смерти (см. LII). Евгений стремглав покидает С.-Петербург и скачет в деревню дяди, расположенную к югу от столицы. На основе некоторых путевых данных (рассмотренных в моих комментариях к путешествию Лариных в главе Седьмой, XXXV и XXXVII) я думаю, что четыре имения («Онегино», «Ларино», Красногорье и местообитание Зарецкого) были расположены между 56 и 57 параллелями (широта Питерсберга, Аляска). Другими словами, имение, которое наследовал Евгений, когда прибыл туда, находится, по моим расчетам, на границе бывшей Тверской и Смоленской губерний, около двухсот миль западнее Москвы, т. е. на полпути между Москвой и деревней Пушкина Михайловское (Псковская губерния, Опочецкий уезд), и около 250 миль к югу от С.-Петербурга — расстояние, которое Евгений, не жалея денег на кучеров и станционных смотрителей и меняя лошадей каждые десять миль или вроде того, мог покрыть за день или два.
Мы знакомимся с ним, когда он находится в дороге. Первая строфа дает представление о его сонных размышлениях, туманных и обрывочных: «Мой дядя… честный человек… Крыловский осел честных правил… un parfait honnête homme… истинный дворянин, но в конце концов дурак… заставил уважать себя только теперь, когда не в шутку занемог… il ne pouvait trouver mieux!.. это все, что он придумал ради всеобщего уважения… слишком поздно… другим наука… я тоже могу так кончить…».