«Вы понимаете, я всегда думала, что любила детей, и даже, когда они вырастали, то приходили ко мне за утешением, когда у них были неприятности. Я принимала свою любовь к ним как должное, особенно любовь к тем, кто был моими любимчиками вдали от классной комнаты. Но теперь я понимаю, что у меня всегда имелось затаенное чувство ненависти, закоренелое неприятие. Что же мне делать с этим открытием? Вы и понятия не имеете, как я потрясена, и хотя вы говорите, что мы не должны осуждать, это открытие оказалось очень полезным».
Обнаружили ли вы также возникновение ненависти? Понять причину, узнать, почему вы ненавидите, является сравнительно легкой задачей, но осознаете ли вы пути ненависти? Вы наблюдаете за ней, как если бы вы наблюдали за незнакомым новым животным?
«Это все столь ново для меня, и я никогда до настоящего момента не наблюдала за возникновением ненависти».
Давайте сделаем это теперь и посмотрим на то, что случится, давайте пассивно понаблюдаем за ненавистью, посмотрим, как она раскрывает себя. Не удивляйтесь, не осуждайте, не находите оправдания, просто пассивно наблюдайте за ней. Ненависть — это вид расстройства, так? Полное удовлетворение и расстройство всегда идут бок о бок. В чем вы заинтересованы, не профессионально, но где-то глубоко в душе?
«Я всегда хотела рисовать».
Почему вы не делали этого?
«Раньше мой отец настаивал, чтобы я не занималась чем-то, что не приносило дохода. Он был очень агрессивным человеком, и деньги были для него вершиной всего. Он никогда не сделал бы что-либо, если это не сулило ему денег, или он не получил бы за это больше престижа, больше власти. „Больше“ — вот что было его богом, и мы все являлись его детьми. Хотя я любила его, я была настроена во многом против по отношению к нему. Эта идея относительно важности денег отложилась где-то в глубине меня, и мне нравилось учить, вероятно, потому что это давало мне возможность быть боссом. Во время отпуска я, бывало, рисовала, но это не приносило удовлетворения; мне хотелось посвятить этому свою жизнь, а фактически я уделяла рисованию только пару месяцев в году. Наконец я вообще прекратила рисовать, но внутри все горело. Теперь-то я понимаю, как все это порождало неприятие во мне».
Вы когда-либо были замужем? Есть ли у вас собственные дети?
«Я влюбилась в женатого мужчину, и мы тайно жили вместе. Я ужасно ревновала его к жене и детям, и мне было страшно заводить детей, хотя я очень хотелось. Все естественные вещи, каждодневные товарищеские отношения и так далее я отвергала, а ревность превратилась во всеохватывающую ярость. Ему пришлось переехать в другой город, но моя ревность никогда не уменьшалась. Это было невыносимо. Чтобы забыть обо всем, я более интенсивно принялась за обучение. Но теперь я понимаю, что все еще ревную, не его, потому что он умер, а счастливых людей, женатых, успешных, почти любого. А мы могли быть вместе, но это было не дано нам!»
Ревность — это и есть ненависть, не так ли? Если вы любите, то уже нет места чему-нибудь другому. Но мы не любим на самом деле, дым душит нашу жизнь, и огонь затухает.
«Я могу теперь понять, что и в школе, и с моими замужними сестрами, и почти во всех моих взаимоотношениях шла война, но только она было скрытой. Я становилась идеальным учителем. Стать идеальным учителем было моей целью, и вскоре меня именно так и признали».
Чем сильнее идеал, тем глубже подавленность, конфликт и неприятие.
«Да, теперь я понимаю все это, и, удивительно, когда я наблюдаю за собой, я не возражаю быть такой, какая я есть реально».
Вы не возражаете против этого, потому что в вас есть своего рода грубое одобрение, не так ли? Это самое одобрение приносит некоторое удовольствие, оно придает живучесть, ощущение уверенности в знании себя самой, силы этого знания. Как ревность дает удовлетворяющие, хотя и болезненные ощущения, так теперь знание вашего прошлого дает вам ощущение превосходства, которое также удовлетворяет. Теперь вы нашли новое определение для ревности, для расстройства, для вашей покинутости: это ненависть и знание о ней. При знании возникает гордость, которая является иной формой неприятия. Мы переходим от одной замены к другой; но, по существу, все замены похожи, хотя словесно они, возможно, и отличаются. Так что вы поймались в сети вашей собственной мысли, не так ли?
«Да, но что еще можно сделать?»
Не спрашивайте, а лишь наблюдайте за процессом вашего собственного размышления. Как хитро оно, и как вводит вас в заблуждение! Оно обещает облегчение, но порождает только еще один кризис, еще одно неприятие. Только пассивно наблюдайте за этим и позвольте сути этого быть.
«Наступит ли освобождение от ревности, от ненависти, от непрекращающейся и подавляемой борьбы?»
Когда вы надеетесь на что-то, активно или пассивно, вы проецируете ваше собственное желание. Вы добьетесь успеха в вашем желании, но это только другая подмена, и поэтому борьба снова продолжается. Желание извлекать пользу или избегать находится все еще в пределах сферы противостояния, не так ли? Поймите ложное как ложное, и тогда возникнет истина. Вам не нужно искать ее. То, что вы ищете, вы найдете, но это не будет истиной. Это подобно тому, как подозревающий человек находит то, о чем он подозревает, что сравнительно легко и глупо. Просто пассивно осознайте весь этот целостный процесс мышления, и также желание быть свободной от этого.
«Все это было необычным открытием для меня, и я начинаю понимать суть того, что вы говорите. Я надеюсь, что не потребуется больше лет, чтобы проникнуть за пределы этого конфликта. Ну, вот я снова надеюсь! Я буду тихо наблюдать и осознавать то, что будет происходить».
Прогресс и революция
В храме пели. Это был чистый храм, высеченный из камня, массивный и нерушимый. Там находилось более тридцати священников, голых до пояса. Их произношение на санскрите было точным и четким, и они понимали значение песнопения. Глубина и звучание слов заставляли почти дрожать стены и столбы, и инстинктивно группа людей, находящихся там, затихла. Воспевалось творение, начало мира, и то, как появился человек. Люди закрыли глаза, и песнопение приводило всех в приятное волнение: ностальгические воспоминания их детства, мысли о продвижении вперед, которое они сделали, начиная с тех юных лет, необычное впечатление от слов на санскрите, восхищение от вновь слушаемого песнопения. Некоторые повторяли песнопение про себя, и их губы шевелились. Атмосфера заряжалась от сильных эмоций, но священники продолжали песнопение, и боги оставались молчаливыми. Как мы восторгаемся внутри себя мыслью о прогрессе. Нам нравится думать, что мы достигнем лучшего положения, станем более милосердными, мирными и добродетельными. Мы обожаем цепляться за эту иллюзию, и лишь немногие глубоко осознают, что стать кем-то — просто отговорка, удовлетворяющий миф. Мы любим думать, что когда-нибудь мы будем лучше, но тем временем продолжаем все как прежде. Прогресс — это такое успокаивающее, такое многообещающее, слово, с помощью которого мы гипнотизируем себя. То, что есть, не может стать чем-то иным, жадность никогда не сможет стать нежадностью, насилие не сможет стать ненасилием. Вам удастся сделать из чугуна в чушке изумительный, сложный механизм, но прогресс — это иллюзия, когда дело касается самостановления. Идея относительно «я», становящегося кем-то великолепным, — просто обман жажды стать кем-то большим. Мы поклоняемся успеху государства, идеологии, «я» и обманываем себя с помощью утешающей иллюзии прогресса. Мысль может прогрессировать, становиться чем-то большим, продвигаться к более совершенному результату или заставить себя замолчать, но пока мысль является движением жадности или отказа, она всегда остается простой реакцией. Реакция вечно порождает конфликт, а прогресс в конфликте — это дальнейшее замешательство, дальнейший антагонизм.
Он сказал, что был революционером, готовым убивать или быть убитым ради этой цели, ради своей идеологии. Он был готов убивать ради лучшего мира. Уничтожить существующий социальный строй означало бы конечно произвести еще больше хаоса, но этот беспорядок можно было бы использовать, чтобы построить бесклассовое общество. Ну какое бы это имело значение, если бы вы уничтожили нескольких или многих в процессе создания совершенного социального устройства? Что по-настоящему имело значение, так это не существующее человечество, а человек будущего. В новый мире, который они собирались построить, не будет никакого неравенства, там нашлась бы работа для всех, и счастье было бы тоже для всех.