— Современному человеку, глядящему в бинокль с парохода на древние эти берега, в пустыню времени…
— Погоди,— остановил он меня,— довольно.
Медленно отвинтил паркер, полез за книжечкой в боковой карман и что-то отметил в ней. Потом простился и ушёл к себе.
На другой день он, как всегда, с утра сел за работу.
Рассказ „Древний путь“ писался медленно и трудно. В процессе работы был забыт первоначальный его размер — строк на триста.
Откуда взялся Поль Торен, умирающий французский офицер, герой рассказа? Чтобы понять это, надо оглянуться назад, развернуть и проследить обратный ход ассоциаций,— война, Одесса, французская интервенция 1919 года.
А жирные, носатые, низкорослые греки, плывущие под парусами мимо древних пастухов — пелазгов,— откуда они?
Помню, на одной из греческих ваз, в залах Лувра, Толстой указал мне однажды цепочку крутобоких кораблей с высокими гребнями. Чёрные силуэты пловцов под парусами были чётки и как-то трагически выразительны.
— Похоже на то, что и у этих гиперборейцев не все благополучно с бытием,— заметил Толстой,— смотри, с каким отчаянием поднимают они руки к небу! —И, промолчав, добавил полувопросительно: — Завоеватели, купцы или просто искатели Золотого Руна?
Он долго рассматривал вазу, обходя её со всех сторон, любуясь ею и,— кто знает? — быть может, уже откладывая впрок, в кладовые подсознания, драгоценный осадок своих впечатлений. Некоторые страницы „Древнего пути“ дают основания предполагать, что так это и было»[5].
В черновиках автобиографии, написанной в 1938 году, А. Толстой говорит о месте «Древнего пути» в своём творчестве второй половины 20‑х и начала 30‑х годов:
«За этот же период написано несколько повестей, из которых наиболее значительны: „Древний путь“ и „Гадюка“»[6].