Чтобы оценить юмор ЕО, гл. 1, V, 7, читатель должен понимать, что эти важные и самодовольные особы (персонажи, конечно же, традиционные и вездесущие), которые слывут в модном свете «строгими судьями», на деле настолько невежественны, что стоит современному молодому человеку походя блеснуть остроумием либо многозначительно промолчать, как они уж поражены демонстрацией чересчур глубоких познаний
Высказывалось предположение, что здесь типографская ошибка (см. коммент. к парижскому изданию 1937 г.) и вместо но должно быть не; остается неясным, почему Пушкин сохранил но в последующих трех изданиях.
В стремлении, как обычно, выставить Онегина образцом прогрессивной добродетели Н. Бродский («Евгений Онегин», [1950], с. 42–44) подтасовывает цитаты, пытаясь доказать, что и при Пушкине, и при Фонвизине «педант» означало «честный человек» и «политический бунтовщик». Такого никогда не было{11}.
8 …счастливый талант… — галлицизм. См., например, поэму «Бедняга» Вольтера («Le Pauvre Diable»).
9 См. коммент. к гл. 1, IV, 12
13—14 Огнем нежданных эпиграмм — еще один галлицизм. Ср.: le feu d'une saillie[129].
1—4 В первом наброске первых четырех стихов читаем (2369, л. 5 об.):
5—8 Томашевский (Акад. 1937) цитирует черновую рукопись (2369, л. 6 об.):
В беловой рукописи вторая половина строфы выглядит так:
Сейчас эти аллюзии уже не столь жизненны. Итальянское тайное общество, стремящееся установить республику; генерал императора Франции, швейцарец по происхождению, ставший адъютантом императора Российского, — несомненно, все эти темы вполне характерны для 1810-х гг., хотя такое их сочетание не обязательно типично. Барон Анри Жомини (1779–1869), отрекшийся от Наполеона и присягнувший в 1813 г. Александру I, был популярен в российских военных училищах. Его основной восьмитомный труд по военной науке — «Traité des grandes opérations militaires contenant l'histoire critique des campagnes de Frédéric II, comparées à celles de l'empereur Napoléon; avec un recueil des principes généraux de l'art de la guerre»[130] (Paris, 1811—1816). Согласно автору, основополагающий принцип этого «искусства» «consiste à opérer avec la plus grande masse de ses forses un effort combiné sur le point décisif»[131] (VIII, p. 681).
«Нравственные повести» Мармонтеля (см. коммент. к гл. 5, XXIII, 10) тогда читали почти все, но сейчас добродушная ирония такого сочетания слов уже не воспринимается, и Пушкин поступил дальновидно, отказавшись от трудноуловимых ассоциаций частного порядка. Что же до Эвариста Дезире Дефоржа, шевалье де Парни (1753–1814), то Евгения могла интересовать не его лирическая поэзия, а скорее занятные (хотя и длинноватые) богохульства в «Войне богов» («La Guerre des Dieux»; см. коммент. к гл. 3, XXIX, 13, 14). Дерзости одной эпохи становятся банальностями эпохи следующей, и двадцать лет спустя «проказником» Эваристом восторгался лишь какой-нибудь казарменный esprit fort[132], месье Бовари-père[133] и законченный филистер Оме{12}.
8—14 В черновой рукописи последние семь стихов выглядят так (2369, л. 6):
Другие отвергнутые варианты на том же листе (стих 12):
и (стих 13):
128
Я остроумен, и все мои стихи, как я сам, / Имеют счастливое достоинство нравиться, / Любим я дамами, которым услужаю
130
«Трактат о великих военных операциях, содержащий критическое описание кампаний Фридриха II в сравнении с кампаниями императора Наполеона, с приложением главных принципов военного искусства»
131
«Состоит в том, чтобы с наибольшими силами произвести массированный удар в решающей точке сражения»