— Вы должны пойти к доктору, — сказала Полетта.
И Рауль добавил:
— Правильно… в амбулатории есть один наш парень…
— Нет, — сказал Антонио, — el partido — вот врач, другого мне не нужно… el partido… hombre, el partido.
— He знаю, что и делать… — Рауль поскреб затылок. Полетта подсказала: — Может быть, попытаться через Кормейля, через комитет Баранже, у них должна быть связь… — Неплохая мысль! Рауль продолжал поддерживать отношения с учителем, который провел его через границу. Кормейль… это мысль…
— А пока что, — сказала Полетта, — я даже не предложила вам закусить… вы с нами пообедаете…
— И ночевать он будет здесь, — заключил Рауль тоном, не допускающим возражений.
Он вынул из стенного шкафчика полотенце и кусочек мыла: — Держи, hombre. Кран на кухне. — И пока Антонио отмывал дорожную пыль, Рауль повторил, обращаясь к Полетте: — Не знаю, что они затевают. Ты купила вечерние газеты?
Над раковиной на двух полках помещалась библиотека Рауля. Конечно, в ней могло бы быть побольше порядка. Здесь хранились сложенные стопками брошюры, вся партийная литература, которую он покупал в ячейке. Правда, не всегда сразу можно найти, что требуется, но где же прикажете все это держать?
VIII
— Что происходит? Это не так уж трудно понять, — говорил Лурмель, высокий элегантный мужчина с седеющими висками, одетый в светлый фланелевый костюм. — Я лично верю только в кошелек. Деньги не обманут. Тот, кто платит, знает, почему он платит. Речи, дипломатия, газеты, все что угодно — ерунда в сравнении с подписанным чеком, распоряжением об уплате, кассовым ордером. Денежный документ — вот маяк истории. Я отдам всего Мишле[66] за банковскую книгу…
Нестерпимый зной заливал Елисейские поля в час утреннего аперитива. Терраса кафе Берри, переполненная публикой, пестрела зонтами в белую и голубую полоску, водруженными над столиками. Мужчины вытирали вспотевшие лбы, большинство скинули пиджаки. Было так тесно, что сидевшие за столиками чувствовали плечо соседа, запах его пота.
Их было пятеро — четверо мужчин и дама в платье из набивного шелка с крупным узором; банкир Вейсмюллер тянул через соломинку джин с содовой; Полэн Лекер, Роже Брель и мадемуазель Ландор пили вермут, один только Лурмель хранил верность мандариновому ликеру. До чего же выутюжен этот Лурмель! Запахи бензина и пыли смешивались с запахом духов Риты Ландор, кажется, «№ 5» Шанеля… Она явно заглядывалась на Полэна Лекера, кинозвезду в брюках, кумира модисток… Но Лурмелю она нравилась: где это Вейсмюллер ее откопал? Не то в Будапеште, не то в Варшаве… В «Парижском обозрении», последнем фильме УФА[67], она была весьма и весьма… Пока что Роже Брель, смахивавший на малокровную лошадь, откровенно подъезжал к ней; толстяку Вейсмюллеру, повидимому, на это в высокой степени наплевать.
— Если начнется война, мой сценарий все-таки будут снимать? Вот что меня интересует, — сказал Роже. — Как это глупо! Все идет хорошо, стараешься, работаешь, и вдруг…
— Это еще вопрос, — ответил Полэн Лекер, в бледном лице которого было что-то скотское. — Вспомни Мюнхен: нас мобилизовали, мы проторчали месяц на линии Мажино. Когда я там пел в дотах под землей, солдатики хныкали. Они уже себя в покойники записали. Это еще вопрос.
— Но будут снимать или нет? Вот что я хочу знать. Если в студиях все развалится…
— Я же вам говорю, что УФА платит, чорт побери, — в двадцатый раз повторил Лурмель; когда он вытягивал свои длинные ноги, становилось страшно за складку на его брюках. — Мы получили приказ произвести расчет со всеми актерами за «Парижское обозрение». Роздали уйму денег, подписали контракты на новую съемку, — ну, знаете, — эта полнометражная махина, место действия Гибралтар…
— Опять! В нынешнем году все фильмы о Гибралтаре! — воскликнул Полэн Лекер; он нарочно произносил слова на простонародный лад.
— Нет, — возразила Рита совершенно серьезно, — некоторые фильмы о Танжере…
Вейсмюллер молчал и только неопределенно улыбался. Его голубые, почти бесцветные глаза тонули в складках жира. С лица еще не сошел антибский загар. В Марокко, во время съемок «Черной всадницы», Рита подружилась с Эдмоном и Карлоттой Барбентан. Она с удовольствием снова встретилась с ними в Антибах, там у Барбентанов изумительная вилла. Они все вместе ходили на пляж в Эден-Рок, где так приятно загорать… но еще чаще сопровождали Карлотту, неистовую любительницу рулетки, в Монте-Карло или в Канны. За эти полтора месяца зачесанные на лысину волосы Вейсмюллера выгорели, как сожженная солнцем трава. Он был уродливо огромен, под глазами набухшие мешки; жирное брюхо он время от времени подпирал ладонью, как будто вправляя его на место; из рукавов легкой шелковой рубашки цвета беж торчали на редкость волосатые руки.
66
Мишле, Жюль (1798–1874) — французский историк и публицист, представитель романтической историографии, автор субъективных трактатов об истории, обществе и природе. Автор термина «Ренессанс» («Возрождение»). —