У старших школьников в связи с именем Ленина возникает тема революции. Это событие, восхищавшее в 1920—1930-е годы многие лучшие умы человечества, не вызывает у юных россиян никакого энтузиазма. 17-летняя девушка, например, пишет: «В.И. Ленин, настоящая фамилия Ульянов, — великий реформатор. С помощью революции, проплаченной/спонсированной немцами/фашистами, сверг монархию. Был атеистом, жег церкви, казнил священников... Еще у него был брат Саша. Он хотел убить царя, но был пойман». Ученица 10-го класса, с одной стороны, считает Ленина «великим реформатором», а с другой — объявляет Октябрьскую революцию проплаченной немцами (намек на деньги, полученные Парвусом от германского Генштаба), которых она путает с фашистами, т. е. преступлением, связанным с изменой родине.
8-летний мальчик знает о Ленине только то, что «это человек из Ульяновска, который прогнал и убил царя, то есть отомстил за брата».
Как известно, старший брат вождя, Александр Ульянов, был повешен в Шлиссельбургской крепости в 1887 году за подготовку покушения на жизнь императора Александра III. И единственный мотив для совершения Великой Октябрьской социалистической революции, который представляется школьникам более или менее понятным, даже легитимным, — вовсе не утверждение социальной справедливости, не защита бедных от богатых, а.,, месть Ленина за убийство царем его брата «Саши». В многочисленных «бандитских» сериалах, которые показывают по российскому телевидению, герои постоянно мстят за отцов, братьев, жен, сестер, за неотданные долги, за предательство партнеров по бизнесу. Они балансируют между смертью и сказочным богатством, но в их действиях нет даже намека на утопические революционные мотивации. По ответам чувствуется, что дети усваивают эту логику: в результате месть как мотив действия понятнее им и приемлемее для них, чем восстановление социальной справедливости.
Политтехнологи (а эту роль в сегодняшней России играют и журналисты, и социологи, и политологи, и депутаты, и даже заезжие иностранцы) из кожи лезут вон, доказывая, что в России все — свое, особое, не такое, как на Западе. «И самодержавие у нас особое, соборное, — пишет в газете “Аргументы и факты” близкий к Кремлю “евразиец” Александр Дугин. — И церковность. И даже демократия» [28, 4]. «Россия должна быть великой, — утверждает в журнале “Итоги” французский писатель Морис Дрю- он, друг Владимира Путина, — или ее не должно быть» [29, 35].
Анализируя мнения московских детей о Ленине, я не мог отделаться от одной мысли: насколько же вымученными являются представления о русском народе как о прирожденном коллективисте, носителе идей равенства и социальной справедливости! В ответах детей лежит разгадка и разоблачение пафоса взрослых: они не могут, подобно нынешним коммунистам, любить Ленина и православие одновременно, и им нет нужды разыгрывать из себя коллективистов, каковыми они не являются. Быть нормальным для них значит нормально потреблять, жить в собственных квартирах, носить футболки с изображением Ленина (или Че Гевары) и, если возможно, заработать и вложить деньги в бизнес.
Таков итог социального эксперимента, во многом определившего лицо XX века. За политтехнологическими идейными коктейлями, которые щедро оплачиваются нефтедолларами, по сути, скрывается примерно то же, что лежит на поверхности в ответах московских школьников: «естественный», неотрефлексированный консюмеризм, последний вздох почившего в бозе коммунизма. Октябрьскую революцию в сегодняшней России почитают в лучшем случае как крупный национальный проект, наряду с
Петровскими реформами и покорением космоса. И пожалуй, ни в одной стране Европы власть не обменивается на деньги так прямо и непосредственно, как в современной России, нигде «черный рынок власти» (Беньямин) не функционирует так открыто.
Если вы через девяносто лет хотите получить поколение экстатических консюмеристов, имеющих о «реально существующем капитализме» приблизительное представление, рецепт прост: совершите революцию, проведите экспроприацию, закройте границы и стройте социализм. В результате будет пролито столько крови, труд станет столь неэффективным, а знания о внешнем мире — такими рудиментарными и ненадежными, что любое другое развитие событий, не исключая, увы, и откровенного шовинизма, миллионам людей покажется меньшим злом.
Три события особенно запечатлелись в памяти огромного большинства советских людей: коллективизация, Большой террор и Великая Отечественная война. Каждое из них унесло миллионы человеческих жизней.