Я сложил это письмо, которого, как теперь понимаю, ждал много дней и ночей, и официант подошёл ко мне за заказом. Мне хотелось взять аперитив, но теперь, поддавшись странному праздничному настроению, я попросил виски с содовой. Попивая этот напиток, который никогда ещё не казался мне столь американским, как в тот момент, я глазел на абсурдный Париж, представлявшийся под палящим солнцем таким же невообразимо хаотичным, как пейзаж моей души. Я думал о том, что же мне делать.
Не могу сказать, что мне было страшно. Лучше сказать, что я не чувствовал никакого страха, подобно тому как в первое мгновение, судя по рассказам, не чувствуют никакой боли те, в кого попала пуля. Напротив, я испытывал определённое облегчение, Казалось, необходимость принимать решения взял на себя кто-то другой. Я говорил себе, что мы с Джованни всегда знали, что наша идиллия не может длиться вечно. Ведь я не играл с ним в прятки: он был в курсе всего, что касается Хеллы. Он знал, что однажды она должна вернуться в Париж. Теперь она возвращается, и наша история с Джованни подходит к концу. Однажды это случается со всеми мужчинами. Я расплатился, встал и направился через Сену в сторону Монпарнаса.
Я был в приподнятом настроении, хотя, пока я шёл по бульвару Распай в направлении монпарнасских кафе, я не мог не вспомнить, что мы с Хеллой здесь шли, что мы шли здесь с Джованни. И с каждым шагом то лицо, которое настойчиво возникало передо мной, превращалось в его лицо. Я гадал о том, как он воспримет новость. Мне не верилось, что он бросится на меня с кулаками, но я боялся увидеть то, что отразится у него на лице. Я боялся той боли, которую увижу. Но больше всего я боялся даже не этого. Мой главный страх был зарыт гораздо глубже и толкал меня к Монпарнасу. Я хотел найти женщину. Любую женщину.
Но террасы перед кафе почему-то пустовали. Я медленно прошёл по обеим сторонам бульвара, глядя на столики. Я дошёл уже до «Closerie des Lilas»[104] и выпил там в одиночестве. Перечитал письма. Мне хотелось сейчас же найти Джованни и сказать, что я от него ухожу, но я знал, что он ещё не открыл бар и может быть в этот час где угодно в городе. Я снова пошёл вверх по бульвару. Тут я увидел несколько проституток, но они были малопривлекательны. Я сказал себе, что достоин чего-то лучшего, чем это. Дойдя до «Select»,[105] я сел за столик. Я разглядывал прохожих и пил. Очень долго не появлялось ни одного знакомого лица.
Тот, кто появился и кого я знал не слишком хорошо, была девушка по имени Сю, блондинка, довольно пышнотелая, обладавшая теми качествами, благодаря которым, несмотря на недостаточную привлекательность, каждый год выбирают «Мисс Рейнгольд».[106] Её курчавые волосы были пострижены очень коротко. У неё были маленькие груди и большой зад, и, чтобы показать всему миру, что ей наплевать на свою внешность и непривлекательность, она почти всегда носила облегающие джинсы. Родом она была, кажется, из Филадельфии, из очень богатой семьи. Иногда, будучи пьяной, она поносила своих родственников последними словами, а иногда, напившись в другом настроении, начинала превозносить их деловые качества и добропорядочность, Я был одновременно раздосадован и обрадован её появлением. С первого же момента я начал раздевать её в своём воображении догола.
– Присаживайся, – сказал я. – Выпей чего-нибудь.
– Рада видеть тебя воочию, – громко начала она, садясь и ища глазами официанта. – Ты куда-то окончательно пропал. Как дела?
Она перестала оглядываться и придвинулась ко мне с дружеской улыбкой на лице.
– У меня всё в порядке. А ты как?
– Ах, я?! Со мной никогда ничего не происходит.
Углы её хищного и в то же время уязвимого рта опустились, что означало, что это было сказано и в шутку, и всерьёз.
– Я воздвигнута, как кирпичная стена.
Мы оба рассмеялись. Она внимательно посмотрела на меня.
– Говорят, ты живёшь на окраине города, недалеко от зоопарка.[107]
– Я нашёл там комнату служанки. Очень дешёвую.
– Ты там один?
Я не знал, слышала ли она о Джованни, и почувствовал, что у меня на лбу начинает выступать пот.
– Что-то вроде.
– Что-то вроде? Какого чёрта ты говоришь загадками? Ты живёшь с обезьяной или чем-то в этом роде?
106
Уже не существующая марка американского пива, символом которого была девушка с «типично» германской внешностью, т. е. пышная, румяная блондинка.