– Причем на твое имя, – заметила Анна уже в кухне, доставая из сумки принесенные ею баночки с салатами, промасленный пакет с курицей гриль. – Хлеб-то в этом доме найдется?
– Найдется… Слушай, а который сейчас час? Как ты думаешь, почта еще открыта?
– Что, любопытство одолело? Открыта, открыта. Беги за посылкой, а я пока чай заварю, все подогрею…
Он ушел и вернулся буквально через четверть часа. В руках его был довольно большой ящик из фанеры, запечатанный по всем почтовым правилам – с бечевками, похожими на растопленный шоколад печатями из сургуча…
– Такая большая и стоит всего десять рублей? – усмехнулась Анна, доставая ножницы и протягивая Алексею.
– Думаю, что кто-то просто решил сэкономить и оценил посылку по минимуму, чтобы не платить лишнее. Хотя ящик удивительно легкий, как пушинка…
Он разрезал бечевку, принес из кладовой инструменты и вскрыл ящик.
– Какая-то солома… – Он порылся в ней и извлек что-то зеленое, какую-то ткань.
Они оба замерли. И Анна, и Алексей.
– Нет… – прошептала Анна и закрыла ладонью рот. – Этого не может быть.
Бледный как мел Алексей достал из ящика женское платье из зеленой шерстяной материи джерси.
– Это ее платье, Алексей… Я бы узнала его из миллиона платьев. И эти серебряные пуговицы… Что все это значит? Кто мог прислать тебе это платье?
Она пришла в себя первая и, схватив ящик, принялась осматривать его в поисках обратного адреса. В это время Алексей нашел в кармане платья Эммы записку, написанную печатными буквами: «Алексей, привет! Буду через полчаса, пожалуйста, разогрей курицу и сделай салат. Майонез в ведерке в холодильнике под окном. Целую, Эмма».
Глава 5
Ночь прошла спокойно, и я, как ни странно, крепко спала. Меня не мучили кошмары, я не кричала во сне и не просилась, как маленькая, под одеяло к взрослому дяде-следователю. Конечно, этому спокойствию я была обязана Гарманову. Скромный и неразговорчивый, он сразу же после чая направился в ванную, признался, что уже почти неделю живет, как бомж, в своей прокуратуре, что дома у него неприятности и все в таком духе. И я, честно говоря, обрадовалась такому повороту дела. Стыдно сказать, но его неприятности обернулись для меня покоем. Я сказала ему, что буду только рада, если он поживет у меня какое-то время, и даже отдала ему запасной комплект ключей. Он, в свою очередь, утром оставил мне деньги на продукты и сказал, что будет счастлив, если я приготовлю ему что-нибудь домашнее. Вот это уже был удар ниже пояса. Готовить я не умела. Но просьба Вадима была воспринята мною как приказ. Благо книги по кулинарии имелись. Я быстро отыскала рецепт борща и сразу же обнаружила, что в доме нет практически ни одного компонента, кроме воды. Пришлось тащиться в ближайший гастроном и покупать необходимое: грудинку, овощи, зелень.
Был рабочий день, но идти на работу я не собиралась. Поэтому, вернувшись с продуктами, я вызвала врача на дом и решила честно взять больничный лист. В сущности, оснований для больничного у меня было больше чем достаточно. Еще я знала, что в случае, если участковый врач мне не поверит, что со мной приключилась такая петрушка, Вадим возьмет для меня выписку из больницы, куда меня привезли сразу после того, как нашли на улице Бахрушина… С другой стороны, мне не очень-то хотелось распространяться о том, что со мной случилось. К тому же я и сама-то толком ничего не знала.
Варить борщ оказалось делом хлопотным и неблагодарным. Все, особенно грудинка, варилось медленно и требовало неимоверных усилий. Тело мое еще продолжало болеть. Я не хотела думать о том, что произошло с нами на улице Бахрушина, но мысли все равно возвращались к театральному музею, который находился на этой улице, к примитивному кукольному театрику дореволюционных времен с дерзким Петрушкой, всему тому, что ассоциировалось у меня с этой улицей. Ни испитых физиономий насильников, ни хриплых голосов злодеев, ни острой боли от ножевых ран – ничего такого моя память не выдавала. Видимо, таким образом – стерев из памяти определенный фрагмент моей жизни – мой организм защищался.
Когда я положила в густой и наваристый борщ заправку из овощей с томатом и он окрасился в красивый свекольный свет, в дверь позвонили. То, что это не Гарманов, я знала наверняка: перед уходом он сказал, что будет предупреждать меня о своем приходе, чтобы я лишний раз не дергалась, услышав звонок в передней. Баська теперь никогда не позвонит в мою дверь. Тогда кто же это? Один из насильников, который, зная о том, что я осталась жива, пришел, чтобы добить меня?
Я, едва дыша, подошла к двери и заглянула в «глазок». И сразу же поняла, что я действительно повредилась рассудком: это же была участковая врачиха, которую я недавно вызвала! Надо же так перетрусить, даже забыть о том, что было всего лишь пару часов назад!
– Что случилось, Валечка? Подцепила вирус? – спросила она меня по-свойски, поскольку давно знала меня и лечила в свое время от простуд да ангин. И тут я вспомнила, что, вызывая врача по телефону, я сказала тетке из регистратуры, принимавшей у меня вызов, что у меня температура, кашель, насморк. Словом, выдала ей все как обычно, по инерции.
– Надежда Андреевна, меня изнасиловали, – призналась я и, услышав свой голос, озвучивший то, что со мной произошло, заревела. Не произнеси я этого страшного слова, может, и сдержалась бы. Но тут еще Надежда Андреевна назвала меня так нежно, Валечкой. Моя мама далеко, кому поплакаться? Не Гарманову же! Как же мне сейчас не хватало Баськи!
– Изнасиловали? – повторила врач и покачала головой. – Ты обращалась в милицию?
– Нет, – соврала я. – Зачем? Как-нибудь переживу, залижу раны и буду жить дальше. Травиться, вскрывать себе вены и вешаться не собираюсь, обещаю.
– Ты хорошо держишься, – вздохнув, ответила Надежда Андреевна. – Хотя бы в этом плане я спокойна. Но если вы, девчонки, не будете обращаться в милицию после того, как вас изнасиловали, то насильника так и не поймают… – Она сделала небольшую паузу, словно собираясь с мыслями, а потом произнесла чуть слышно: – У моей хорошей знакомой вон дочку тоже изнасиловали и выбросили, как ненужную вещь, прямо из окна квартиры на асфальт… Она разбилась. Насмерть.
Я сразу же подумала, естественно, что речь идет о моей Баське. Наверное, предположила я, Надежда Андреевна знакома с тетей Зоей Басовой.
И тут вдруг услышала:
– Скоро сорок дней будет. А какая девочка была!.. – По щеке ее скатилась слеза. – А теперь вот ты. Что случилось? Кто этот подонок? Ты его хотя бы знаешь?
– Нет. И меня тоже выбросили из окна. И подружку мою, Баську. И она тоже умерла… Это было всего несколько дней назад, а если точнее, то восьмого ноября, в пятницу. А я вот жива, ударилась, конечно, тоже. Сотрясение и все такое, но вообще-то я как-то удачно упала, если можно так сказать…
– Тебе больничный лист нужен, да и в больницу лечь необходимо…
– Я уже лежала. Только вчера вышла. Но не выписалась, а просто ушла, один хороший знакомый уговорил врачей отпустить меня домой. Мне профилактику сделали…
Надежда Андреевна осмотрела меня, назначила курс лечения и сказала, что сама пришлет ко мне свою знакомую медсестру, которая будет мне по утрам делать уколы. «Она недорого берет и умеет держать язык за зубами». Я поблагодарила докторшу, проводила ее и вернулась на кухню, где у меня доваривался борщ. Оставалось только бросить зелень…
Гарманов не звонил. Тишина в комнате давила на уши. Я не знала, чем себя занять. Не было ничего такого, что могло бы мне в тот момент поднять настроение. Даже если бы мне сообщили, что убийцы Баськи найдены и посажены в тюрьму, пусть даже и расстреляны, мне бы не стало от этого легче. Я знала, что теперь моя жизнь будет отмеряться по принципу: до Бахрушина и после. «До» – была безоблачная комфортная жизнь с приличным окладом, тихой и несложной работой, встречами с Баськой и походами на дискотеки и в кафешки. А вот «после» представлялось мне теперь черной полосой, которой не видно конца. И без Баськи.