— О полковнике? Как же: немного не в себе; он ведь был тяжело контужен, и не единожды. Теперь он постоянно страдает какой-либо манией. Помню, в Военном министерстве уж и не знали, что с ним делать; принялись было подыскивать ему подходящую службу — не строевую, конечно, — а тут как раз случился Наполеон, который привлек к своей кампании всех без разбору. Гаярда он поставил командовать полком. Этот офицеришка всегда был отчаянным драчуном, а Наполеону только того и надобно.
Оказалось, что городок богат гостиницами. Во всяком случае, мы набрели еще на одну — под названием «Щит Франции». У ее дверей маркиз остановился, таинственно пожелал мне доброй ночи и исчез.
Не торопясь, продолжал я путь к «Прекрасной звезде». И разглядел под тополями подавальщика, что приносил мне недавно бургундское. Я как раз размышлял о полковнике Гаярде и задержал шмыгнувшего было мимо маленького слугу.
— Ты, кажется, говорил, что полковник Гаярд когда-то прожил неделю в вашей гостинице?
— Да, месье.
— А точно ли он в здравом уме?
Парень вытаращился на меня.
— Точно, месье.
— А не говорил ли кто когда, что он несколько не в себе?
— Никогда, месье. Он, правда, любит покричать, но ум у него здравый.
— Вот тебе и на… — пробормотал я, отходя.
Вскоре показались огни «Прекрасной звезды». У подъезда стояла освещенная луною карета, запряженная четверкою лошадей, изнутри же доносился безобразный шум, причем зычный голос полковника перекрывал все остальные звуки.
Большинство молодых людей вообще не прочь полюбоваться на скандал. Но на сей раз у меня к тому же было предчувствие, что данный скандал может и ко мне иметь некоторое касательство. Пробежав ярдов пятьдесят, я был уже на месте. Главным действующим лицом в разворачивающейся драме оказался, и правда, полковник. С саблею наголо он стоял перед графом де Сент Алиром, одетым в дорожное платье и закутанным по обыкновению в черный шелковый шарф. Они стояли лицом к лицу; граф явно был перехвачен по дороге к своей карете. Несколько поодаль за графом стояла графиня, тоже в дорожном платье; густая черная вуаль ее была опущена, в тонких пальцах она держала белую розу. Трудно вообразить более дьявольский сплав бешенства и ненависти, нежели тот, что являл собою полковник. Глаза его вылезали из орбит, вены буграми вздулись на лбу, на губах выступила пена; он страшно скрежетал зубами. Обличительные речи он сопровождал топанием ногою об пол и угрожающими взмахами оружия.
Хозяин гостиницы тщетно пытался умиротворить разбушевавшегося полковника. Два бледных от страха подавальщика глазели на происходящее с безопасного расстояния. Полковник вопил, метал громы и молнии и со свистом рассекал воздух саблею.
— Я еще сомневался, когда увидел на дворе карету с красными птичками; я не поверил, что вы набрались наглости путешествовать по большим дорогам, останавливаться в честных гостиницах и спать под одной крышею с честными людьми. Вы! Вы, оба! Вампиры, волки, кровопийцы! Жандармов сюда, сейчас же! Клянусь святым Петром, черт подери, попробуй хоть один из вас скользнуть за дверь — обоим голову снесу!
На миг я застыл, ошеломленный. Вот так дела! Я подошел к даме. Она судорожно сжала мою руку.
— О, месье, — пролепетала она в волнении. — Что делать? Этот ужасный сумасшедший! Он не выпускает нас, он хочет убить моего мужа.
— Не бойтесь, мадам, — отвечал я с романтическим пылом и, став между графом и брызжущим слюною Гаярдом, прогремел:
— Придержи язык, негодяй! Прочь с дороги! Ты — жалкий болтун и трус!
Слабый вскрик моей дамы более чем вознаградил меня за риск, коему я несомненно подвергался, ибо сабля разъяренного вояки, секунду помедлив от удивления, блеснула в воздухе, дабы разрубить меня надвое.
Глава VII
Белая роза
Я оказался все же расторопнее полковника Гаярда. Покуда он заносил оружье в слепой решимости раскроить мой череп до зубов, я нанес ему сбоку удар по голове моей тяжеловесною тростью; он качнулся назад, и я ударил во второй раз, почти в то же место, после чего он упал замертво.
Мертв ли он, жив ли — этот вопрос занимал меня не более числа пуговиц на его мундире, ибо во мне взвился целый рой чувств, темных и соблазнительных.
Я переломил саблю ногою и вышвырнул обе половины на улицу. Старый граф де Сент Алир, не глядя по сторонам и не удостоив никого своею благодарностью, проворно проковылял к выходу, потом вниз по ступенькам и прямехонько к карете. Я вмиг очутился подле прекрасной графини — она, покинутая мужем, оказалась предоставлена самой себе. Я предложил ей руку, которую она приняла, и подвел к карете. Она села, я захлопнул дверцу. Никто при этом не проронил ни единого слова.