"ДРУГОЙ РЕБЕНОК"
1 сентября 1939 года Германия вторглась в Польшу, и началась Вторая мировая война. В течение нескольких недель Мими была арестована вместе с другими немецкими и австрийскими гражданами и интернирована на острове Мэн. Эрнсту, как польскому гражданину и, следовательно, союзнику, было разрешено остаться в Лондоне.
Эвелин оказалась в центре событий. Несмотря на то что она была австрийкой по происхождению, ей не разрешили сопровождать мать. (Позже она решила, что это произошло потому, что власти не хотели кормить еще один рот). Не имея возможности обеспечить ежедневный уход за трехлетним ребенком, Эрнст принял тяжелое решение: он поместил Эвелин в сиротский приют.
Когда Эвелин поняла, что происходит, она написала: "Я схватила его за колено - я была так мала, что могла дотянуться только до этого места - и умоляла его не бросать меня". Задыхаясь и крича сквозь слезы, она вспоминала: "Моя боль была такой глубокой, такой ужасной и такой пугающей. Я стала другим ребенком".
В конце концов она приспособилась, как это бывает с детьми. У нее был добродушный далматинский пес, который позволял ей кататься на своей спине, пока ей мягко не объяснили, что она может его поранить. Она научилась пить "вишневый чай" - из-за рациона сахара не было, поэтому ложку вишневого конфитюра размешивали в чашке с молочным чаем, оставляя на дне чашки немного кисло-сладкого приза. Перед сном она бегала по общежитию, стуча ложкой по изголовьям всех кроватей. "Конечно, у меня были большие неприятности. Матроне пришлось уложить меня спать в свою хорошую, теплую кровать", - писала она. "Но я полагаю, что это было именно то, что нужно трехлетнему ребенку".
Наконец, однажды ее отец приехал не просто навестить ее, а забрать с собой. Он сказал, что ее мать освобождена и с нетерпением ждет встречи с дочерью. И все же Эвелин потребовалось время, чтобы перебороть гнев и страх от того, что ее бросили. "Я никогда больше не была хорошей девочкой", - пишет она.
Немецкие бомбы начали падать на Лондон в августе 1940 года, а в начале сентября "блиц" разразился со всей своей свирепостью. Когда завыли сирены, предупреждающие о воздушном налете, Эвелин и ее родители укрылись в подвале близлежащей церкви. Пробегая по церковному двору, Эвелин заметила красивые цветы, высаженные среди надгробий. Позднее она узнала, что они называются "драконами". Мать разрешала ей сорвать один из них; сгорбившись на одной из кроваток в тускло освещенном подвале, Эвелин сжимала лицо цветка, заставляя его "рот" открываться и закрываться, чтобы отвлечься от ужасающих звуков снаружи. Она научилась различать британские и немецкие самолеты по звуку их двигателей. Все узнавали характерный длинный свист - от высокочастотного до низкого гула - падающей бомбы, за которым следовала пугающая пауза, а затем страшный взрыв, от которого сотрясался пол под ногами.
И вот чудо, на которое они так надеялись и молились, произошло: визы в США были получены благодаря усилиям членов семьи, уже находившихся в Штатах. "Каждый родственник помогал нам", - написала Эвелин. "Сестра моего отца, брат моей матери - все они поручились за нас".
Удача сопутствовала семье во время путешествия из Лондона в Глазго, где они поднялись на борт RMS Cameronia, одного из трех кораблей, совершавших совместный переход через Атлантику. Это было опасное путешествие: все знали о корабле "Сити оф Бенарес", эвакуировавшем британских детей в Канаду, который был торпедирован 17 сентября 1940 года, унеся жизни 87 детей и 175 взрослых. 2
Одно из других судов конвоя Хаузеров подорвалось на немецкой мине, но "Камерония" осталась невредимой. Однако один из выживших был определен в маленькую каюту семьи - постоянное напоминание о таящейся опасности.
Остаток путешествия прошел в тревоге, но без особых событий. Однажды рано утром Мими разбудила Эвелин и закутала ее в свою одежду. "Я не хочу, чтобы ты забыла, что тебе предстоит увидеть", - сказала она. Она торопливо вывела Эвелин на палубу, и там, у левого борта, показалась Статуя Свободы, золотой факел которой сиял в лучах рассвета. Наконец-то они были в безопасности.
ВОССТАНОВЛЕНИЕ ДОМА
Хаузнеры поселились в Нижнем Ист-Сайде - традиционном месте первой остановки многих иммигрантов. Жизнь в Нью-Йорке была сплошной борьбой: заработать на жизнь, выучить английский, вписаться в общество. Эрнст нашел работу огранщика алмазов. Мими присматривала за их маленькой квартирой и учила Эвелин немецкому языку.
Хотя Эвелин было всего четыре года, она была уже достаточно взрослой, чтобы понимать, что американцы и ее семья ненавидят немцев, и она, конечно, не хотела, чтобы ее приняли за одну из них. Однако мать объяснила, что ее бабушка и дедушка (по-немецки "бабушка" и "дедушка") не говорят по-английски, и когда - Мими была уверена, что именно когда, а не если - они приедут в Америку, Эвелин должна будет свободно владеть немецким, чтобы разговаривать с ними. Они заключили договор: в доме они будут говорить по-немецки, а на улице - по-английски.