Но ни одна из них не была сиротой. И ни одна бы не полезла на промерзший купол, чтобы сколоть лед и очистить стекла от снега.
Однако мне мечталось о другой стезе. В которой не нужно будет гнуть спину и большую часть дня проводить на четвереньках, осторожно стряхивая с себя драгоценную землю и следя за тем, чтобы ни одна крупица не пропала. Но это были неопределенные мечты. Я не хотел быть рыбаком, меня тяготили темные недра недвижимых тягачей, когда мой брат брал меня с собой и мы с мастером Кунцем лазали по холодным палубам. Путь охотника или инструментария мне тоже не нравился. Я не хотел провести свою жизнь у плиты, не хотел обрабатывать металл, я не хотел ничего из того, чем занимались взрослые в деревне. Я хотел чего-то другого… Чего-то необычного. Меня тревожили легенды о Добрых. Но о других местах я, как и говорил, не мечтал и не думал, что мне придется покинуть Кассин-Онг, чтобы присоединиться к великому братству.
Так что работа на ферме была вынужденной мерой, а не призванием. Вы же не можете представить себе, что до конца своих лет копаетесь среди грядок и ничего другого не увидите? И я не мог.
И потому, ковыряясь в земле, всегда думал о чем-то другом.
…Дверь в теплицу открылась, когда я возился с грядками редиса, в душе уже мечтая о том, как доберусь до дома, тихонько прошмыгну мимо обогревающего котла в свою комнату и зароюсь в теплые мягкие шкуры. В первый момент я подумал, что это пришел сам Боб нарвать зелени к столу, ну или еще зачем-то. Однако когда увидел Одноглазого, я обомлел.
Старик осторожно прикрыл за собой дверь, выпустив в прихожую облако пара, и прислонился к ней спиной.
— Доброго дня… — сказал я ему, не зная, как мне называть его и сетуя на свою растерянность. Своего имени он никому не говорил, а меж собой мы его иначе как по прозвищу и не звали. — Боб не любит…
— Здравствуй, мальчик, — улыбнулся он и принюхался. Глаз его заблестел. Несколько мгновений старик просто глубоко дышал, наслаждаясь ненавистными мне запахами.
— Простите… Но Боб…
— Подожди, мальчик, — поморщился он. — Подожди… Я вижу, ты нормальный парень. Работящий, толковый.
Он боялся. Сейчас он боялся гораздо сильнее, чем когда сидел в таверне. Мне даже показалось, будто он дрожит.
— Ты же не старая, пьяная и болтливая развалина, да… — пробубнил Одноглазый и отлепился от двери. Сделал пару шагов ко мне, и я неожиданно попятился. — Не бойся, парень. Не бойся. Тебе не надо бояться.
Он долго и прерывисто вздохнул, а затем повторил:
— Тебе не надо бояться…
Я смотрел на него исподлобья, пытаясь разобрать ту бурю чувств, что испытывал старик. Здесь были и страх, и гнев, и усталость, и отчаяние, и непонятная злость.
Но позади всего я разглядел небольшой огонек радости. Несмотря на все черные эмоции, обуревающие Одноглазого, он чему-то радовался.
— Ты умеешь хранить секреты, парень? — Старик засунул руку себе под ворох шкур, нащупал что-то и коротко улыбнулся. — Настоящие секреты, вникаешь?
Я понимал и поэтому отрицательно замотал головой. Мне не хотелось знать никаких секретов, связанных с Одноглазым.
— Такой хороший парень и не умеешь? — Он облизнулся. Его язык был серым, словно сделанным из камня.
Я вновь мотнул головой и сделал шаг назад.
— Тот пьяный старикан в кабаке сказал мне… Что здесь был человечек с юга. И что он крутился у того дома, где я живу. Это так, парень? Или он пропил последний разум?
Волна его страха почти оглушила меня, в глазах на миг померкло. Меня как будто ударили мягкой подушкой в лицо.
— Так? — с тоской спросил Одноглазый.
Я коротко кивнул.
— Проклятье. Драный демон! — зло прошипел старик. Его взгляд соскользнул с меня и уперся в грядку с редисом. — Драный демон! Я надеялся, что тот дуралей спьяну соврал!
Мне стало страшно. Передо мной вдруг оказался не пожилой моряк, живущий в доме моего покойного отца, а озверевший пират. Хищник, изготовившийся к атаке. Минуту он ворчал, бормоча себе под нос и с силой сжимая что-то на груди. Все это время я умолял судьбу, чтобы она послала в теплицу Боба, Сансу, Сканди, Глонгу… Кого угодно, но лишь бы тот отвлек обезумевшего старика.
— Ох, парень, не повезло нам с тобой, — неожиданно успокоился он. — Очень не повезло.
— Почему «нам»? — осторожно поинтересовался я.