А как же Куйбышев, Ульяновск, Свердловск, города, носившие имена людей давно умерших?
Египтяне считали, что умирает тело, но не душа. Душа же, вернее, ее часть Ка, кормится, чем придется. Если тело набальзамировали – кормится телом. Если сожгли – кормится пеплом. В нашем случае души Якова Свердлова и Владимира Ленина кормились городами, и корм шел впрок: идеи Ленина жили и побеждали, а состояние тела вождя год от года становилось все лучше и лучше... Прошу принять во внимание: я не утверждаю, что вышесказанное есть факт, я не утверждаю, что верю в теорию «портрета Дориана Грея (то есть, может быть и верю – но не утверждаю). Я только предполагаю, что этими соображениями руководствовались наши тонкошеие вожди, когда переименовывали один город за другим. Это даже и Марксу не противоречило: идея становится реальной силой, когда она овладевает массами. В Ленинграде жили четыре миллиона человек – чем не масса?
В зависимости от конъюнктуры названия городов менялись порой даже слишком часто. Славный город Луганск в 1935 году стал Ворошиловградом. Затем в 1958 году Ворошиловград опять обернулся Луганском. В 1970 году, уже после смерти Ворошилова, Луганск вновь стал Ворошиловградом. Сейчас город опять именуется Луганском, но смутные сомнения терзают меня...
Во всяком случае, есть повод поразмыслить, написать роман, снять кинофильм.
[Nuffert mode off]
Вернемся к царям
Царю менять окружение необходимо, это трюизм. Любой, кто находится слишком долго рядом с троном (или с ядерным чемоданчиком), может впасть в искушение на этот трон забраться. Или его в искушение введут, убедив, что нынешний царь ни пурпура, ни горностаев недостоин, «тому в истории мы тьму примеров слышим». Профилактическая ротация «из грязи в князи и обратно в прах» кажется гарантией благополучия, долговременности правления.
Дзержинский, Менжинский, Ягода, Ежов, Берия, Абакумов, сколько их сменилось при одном-то государе. Но... Увы, всегда есть «но». Но если есть золотое правило механики, существует и золотое правило политики. Вот оно (внимание, первая публикация!): "Выигрываешь в преданности, проигрываешь в профессионализме". Взятый из грязи охранник верен царю целиком и полностью, весь смысл его жизни заключен в принципале. Но умения порой не хватает. Мало разорвать горло врагу, нужно врага еще и распознать. Бояре – ладно, бояр можно на Соловки упечь чохом, по факту происхождения. Но как распознать врага в своем же брате пролетарии? Недостаток качества восполняется количеством, лес переводится на щепки, работа кипит, но чем больше сажаешь, тем больше вырастает. Да что охранники... Никого не удивляет ситуация, когда министром сельского хозяйства становится врач, министром здравоохранения – экономист, а экономике то клизму ставят, то кровопускание делают (и хорошо еще, если не в один день).
Профессионал – иное. Профессионал знает, что и без государя он может жить-поживать и добра наживать. Что хуже, он может и сам захотеть уйти в государи.
Гений поэта проявляется не в том, что у него рождаются особо звучные рифмы. Важно другое: поэт видит будущее. Поскольку очевидным это становится спустя десятилетия, а то и века, прижизненные дифирамбы поэту имярек в глазах потомков стоят немного. А вот слава посмертная... Поэт, разумеется, предпочтет прижизненный хлеб посмертной бронзе, но это уж как получится. Итак, явление гения:
Тридцать три богатыря порешили, что зазря
Стерегли они царя и моря.
Каждый взял себе надел, кур завел и в ём сидел,
Охраняя свой удел не у дел.
Владимир Семенович Высоцкий явно предвидел и распад страны, и роль госбезопасности в процессе становления новой реальности. Вот что бывает, когда доверяешь профессионалам!
Поэтому на ключевые должности ставятся не профессионалы, а верные и преданные люди. Ну их, профессионалов. В конце концов, зачем министру здравоохранения быть врачом? «Человек простой: если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет». И не думайте, что дело поправляется на местах: зачастую не только в министерстве, но и в больницах главные врачи теперь большие экономисты...