Как не поставить в неловкое положение никого из людей, с которыми я взаимодействую? Подчеркнуть, что все совпадения изложенного мной с действительностью – пусть и не случайные, но именно совпадения. Дорогие читатели, вы же вынесли хотя бы из школьного курса литературы понимание, что лирическое "я" автора текста и его действительная личность – две большие разницы? С колоночным "я" – то же самое!
Я являюсь продуктом СССР, где успел родиться, вырасти, отслужить в армии, получить высшее образование, впервые жениться и распределиться на работу, где остаюсь до сих пор. Мое взаимодействие с медициной было очень неравномерным: много в детстве и вплоть до призыва в армию, крайне эпизодически последние 25 лет и изрядно последний месяц. Давайте расскажу – прорисовывается красноречивая картина.
Значительная часть моего детства была связана с болезнями. В два года я перенёс болезнь, ослабившую мою устойчивость ко всему на свете. Я попал в роль болезненного ребёнка и по итогам многих лет школы пропускал не меньше половины учебного времени (в иные годы – две трети).
Моя бабушка по матери, школьный учитель, ушла под рыдания всей школы на пенсию, когда я пошёл в первый класс в ту же самую школу. Слова "блат" тогда в ходу не было, но, несмотря на хронические пропуски, большинство учителей относились ко мне неплохо. Бабушка помогла мне научиться учиться, и затем мне это неплохо удавалось. Советские учебники были написаны добротно, и то, что мои одноклассники осваивали на уроках, я понимал за пять минут чтения. Были тройки (не от непонимания, а от отсутствия интереса), но когда я понял, что они могут помешать мне жить, как я хочу (то есть стать биологом), они исчезли. Мой способ учёбы не срабатывал лишь на двух предметах: английском и физкультуре.
Английский язык совершенно недостаточно один раз понять, он требует иного подхода, чем естественные и точные науки. Страдаю из-за сложностей с английским я до сих пор, хоть и потратил на его изучение немало сил, времени и денег. Ещё хуже было с физкультурой. После каждой болезни меня освобождали от неё – и на занятиях ею я практически не бывал. Физические упражнения столь же коварны, как и английский: принцип "понял – овладел" в них не работает.
Мы жили в частном доме, окружённом старым садом (прадед в тридцатые годы выписывал хорошие сорта плодовых деревьев из Европы). Дома были книги. К циклопической литературно-литературоведческой библиотеке матери и концентрированной математически-кибернетически-инженерной библиотеке отца добавилась моя изрядная биологическая.
Одно из довольно ранних (мне не было пяти лет) воспоминаний таково. Приходит отец с работы, радуется, что я выздоравливаю от воспаления лёгких, и говорит, что ради моего интереса к животным он купил мне серьёзную и дорогую (10 рублей!) книгу. Толстую "Иллюстрированную энциклопедию животных" чехословацкой "Артии".
А в соседней части нашего дома жил дед, дед по отцу. Одну из двух его комнат занимал рояль конца XIX века. Обычно рояль стоял с закрытой крышкой, под толстым ковром – чтоб хоть как-то сдерживать мощный звук. Для сохранения формы (физической, технической, эмоциональной…) дед играл по несколько часов в день. Вначале что-то объяснял мне, потом начал учить играть – не по методике, а сразу то, что мне нравилось. Ой, хорошо-то как было…
На избегаемой физкультуре я чувствовал себя слабаком, но иногда, наверное, был вполне адекватным. У отца был вначале мотоцикл, потом машина. Мы регулярно выезжали из города на рыбалку, на охоту, за грибами и просто так. Ещё школьником я мог в одиночку на маленькой складной железной лодке уплывать за километры от родителей, выискивая, к примеру, что-нибудь в сети лесных озёр в пойме Северского Донца.
Там, где это было интересно мне самому и проходило на мобилизующем эмоциональном фоне, я демонстрировал вполне достаточное здоровье. Умная врачиха, к которой периодически обращались мои родители, успокаивала: повзрослеет - перерастёт. Так и вышло. Но подошёл призывной возраст.
Меня обследовали в Хорошем Институте и нашли множество страшных диагнозов, вроде хронического сепсиса. Раз за разом из моей крови высевали коллекции высокопатогенных бактерий. Я должен был или покрываться нарывами, или умирать – и продолжал жить, как раньше. Надо было надолго лечь в больницу, но я потерял весь комплект Очень Важных Медицинских Бумаг. А тут в университет поступил, и стало не до того.