- Дрались, – говорит. – А вот тут павших жгли.
Рост кивает на большую по сравнению со всеми другими кучу мелких угольев и пепла.
- Много тут?
- Человек двадцать.
Возвращаемся с докладом на судно. Десятник приказывает немедленно отплывать. Мой черед на весле, но со своего первого от кормы места мне прекрасно слышен обстоятельный рассказ Ожога, перемежающийся аппетитным чавканьем и бульканьем глотков из походной фляги.
- В первой же веси нас ждали. Подловили при высадке из лодий. Вдарили из луков, полдесятка сразу наповал. Пока щиты доставали, свои луки налаживали – еще столько же долой. Стрельцы неплохие у этих рыбоедов, быстрые. Их дюжина всего была. Пятерых побили, остальные ушли. Весь – чистая как подметенная, ничего и никого не нашли. Второй раз высаживались осторожно, в бронях и со щитами. Весь тоже пустая как выеденная белками шишка. Сожгли и эту для наглядности. В третьей, той, что была дальше всех от берега, нам дали подойти к домам. И выйти дали, но три десятка конных вынеслись из близкого леса как на крыльях. Мы в «стену» успели, но без копий было трудно. Многих потеряли. В четвертом селении случилось как и в первом, но там были только раненые. Ни один земигол не ушел. Дай еще луковицу, – просит оголодавший Ожог и с остервенением вгрызается в богатый витаминами овощ.
Из дальнейшего рассказа раненого дружинника мы узнаем, что в последней виденной нами веси князь отрядил в погоню за убегающими в лес земиголами отряд гриди в составе которого был и Ожог. Что там случилось предположить не трудно. Чудом избежав лютой смерти от рук вероломных сынов балтийского племени и в заготовленных загодя ловушках, гридень приполз обратно на пустынный берег, так как знал, что за основной дружиной вскоре пойдет наш насад, на целые сутки в осоке загасился.
В итоге, не собрав и хлебной крошки из положенной дани, потеряв почти четверть дружины, Рогволд так и не отвернул, пошел дальше искать встречи с Вилкусом – родственником убиенного князем прежнего вождя земиголов. Кто там говорил будто конницы у них нету? Да и Вилкус тот еще тип, по ходу. Задержал продвижение князя мелкими стычками, дружину потрепал, чем сам занимается – неизвестно, должно быть войско собирает, дабы радикальным способом покончить с требовательным соседом.
- Узнаю Рогвода, – в сердцах произносит Вердар, дослушав рассказ Ожога.
- Правильно князь все делает, – поддерживает патрона Вран. – Надо Вилкуса этого к ногтю, иначе отложатся земиголы, другими тропу покажут.
«Неплохо бы, – думаю, – к ногтю. Да где ж его взять Вилкуса? А партизанская война и не таких орлов обламывала. Народная, знаете ли, дубина...»
- Что с Ольдаром? – спрашивает напоследок Вендар.
- Княжич жив-здоров, Рогволд его учит и бережет пуще себя.
Вендар недовольно качает головой, мне же в свою очередь до смерти хочется узнать как там Овдей, но считаю свой вопрос не скромным. Спрошу попозже, придумать надо, чтоб вскользь получилось.
Надо отдать должное Вендару, прав он был насчет скрытного движения в темноте. А если б совсем умным был, приказал бы высадиться у первой же погибшей деревни, обстановку понюхать да следы почитать как они умеют. Половина картины, описанной Ожогом была бы ясна еще тогда.
Передаю свое весло Невулу уже затемно, наощупь пробираюсь на корму подкрепиться и облегчиться в отхожую парашу. Спать иду на нос к отдыхающим Жиле и Зыку. Насколько я понимаю, нам предстоят несколько убийственно беспокойных деньков. Впереди что-то типа главного города земиголов – Кумса. Рогволд рвется навестить неуступчивого вождя и остановить его сможет только старуха с косой.
С рассветом я замерзаю, пожалев, что улегся без шерстяного покрывала. Не завтракая, прыгаю вне очереди за весло, дабы разогнать по телу стылый озноб.
Наш насад мчится как торпедный катер, потому как с ночи снова задула попутка и оживила вялое до этого парус-ветрило. Гудят напряженные снасти, скрипит корабельное дерево, мерно ударяют о воду весла и чудится, что само судно весело поет, слагая издаваемые звуки в ритмичную песню, подчиненную строгому счету помощника кормчего. Мышцы радуются посильной работе, в мозгу, кроме обрывочных мыслей и видений пусто, как в старом дупле. Есть в гребле что-то медитативное, шаманское, текущее по жилам вместе с шорохом днища о студеное речное масло.
Вздрагиваю на скамье от поломавшего всю медитацию неожиданного вопля:
- Дым! – во всю глотку орет впередсмотрящий и едва не срывается в воду от собственного открытия.
За правым поворотом реки, километрах в двух впереди, в небо ползет, ширится серая туманная дымка. Крикливые речные чайки шарахаются от смрадного облака как от газового концентрата.
- А вот и князь! – с радостным удовлетворением произносит Ожог.
Ага, еще одну деревеньку бедолагам земиголам в руины похерил наш беспощадный мститель.
После небольшого замешательства, вместе с другими гребцами я налегаю на весло. Насад словно гоночный каяк на невиданной для грузового судна скорости проходит поворот и нашим взорам открывается воистину неприятный вид: впереди по курсу от левого берега реку затаскивает густой завесой жирного, черного дыма, сквозь косматые, кудрявые клубы проблескивает набравшее невиданную силу жадное, ярко-оранжевое пламя.
Осознание того, что полыхает все это великолепие не на высоком берегу, где, по идее, должно находится земигольское селение Кумс, а внизу у самой воды, приходит сразу ко многим, в том числе и ко мне, только я не успеваю вместе с остальными выразить свою догадку громким, полным ужаса и негодования воплем:
- Лодии горят!!!
Глава тридцать восьмая
Привстав на своем месте гребца, теперь и я хорошо вижу пылающие у причальных мостков пять больших лодок с обреченно торчащими тростинами мачт. Сухая, просмоленная древесина стремительно пожирается огнем, исходя предсмертным дымным треском. С одной из мачт срывается поперечная рея, рухает вниз, взорвав сноп искр метров в десять высотой.
Версия о несчастном случае и неосторожном обращении с огнем отпадает моментально как несостоятельная. У Вендара от злости вспухли желваки на скулах, побледнели губы, на него становится страшно смотреть.
Да уж, такую красоту пожгли сволочи! А что, весьма удачный тактический ход от неумытых туземцев. Никакого почтения к полоцкому самодержцу! Теперь Рогволду, даже если он будет в состоянии, не на чем уносить отсюда ноги. Земиголы устроили князю классическую замануху, а он попался как сопливый пацан. Да и хрен бы с ним с князем, у менятам Миша! Под блудняк кореша подвели, падлой буду!
Вендар незамедлительно приказывает поворачивать кормило и править к поросшему густым ивняком берегу. Остается шанс, что из-за дыма наше появление пока не заметили и еще можно загаситься, чтобы прошевелить в мозгу наши дальнейшие действия.
В два счета спускают парус. Опытный полоцкий рулевой с разгона всаживает нос прямо в мягкие ивовые ветки, насад зарывается в зелень по самые помидоры, пролезть еще дальше мешает мачта и мелководье. Десятник сразу же отправляет на разведку берега троих опытных гридней, те быстро возвращаются с известием, что высадке ничего не угрожает.
Вендар вполне здраво рассуждает, что ломиться к горящим кораблям сейчас нету никакого прока. Чтобы пожечь Рогволодовы лодии, нужно сначала убить его самого, либо сделать это у него за спиной. В любом случае князя там нет. Осталось выяснить: ушел он в вечность или по делам отлучился. Я предлагаю не изобретать велосипед, а пойти и взять «языка». Пришлось потратить толику красноречия и обьяснить несведущим варваром значение этого выражения. Вендар, что характерно, затею одобряет целиком и полностью, заодно меня как автора исполнять ее подписывает.
Прошу пойти со мной Врана и Роста. Ребята они молодые, выносливые, любого «языка» на себе допрут если возникнет надобность. К тому же рядом с такими серьезными бойцами мне будет не в пример спокойнее, нежели с родными, но хлипкими разбойничками.
Вендар предупреждает, чтобы мы особо не зарывались, те, кто устроил пожар на княжеских плавсредствах должны были сначала перебить всю охрану, а посему, мы можем влегкую напороться на сильный отряд враждебно настроенных коренных жителей.