А вот тетя Тома, володина мама, попала в рабство, это было очевидно, стоило только посмотреть вокруг, на соседние участки, где гордо возвышались новенькие дома с яркими крышами, ломились усыпанные плодами ветви яблонь, пестрели цветники. А кое-где полным ходом шло строительство. И славная зеленая лужайка явственно представилась мне трясиной, бездной, прорвой, в которую будут уходить деньги, время, энергия тети Томы, и все будет мало...
Володя тем временем уже отпер дверь. Внутри «хижина» оказалась уютной и даже комфортабельной: телевизор, холодильник, газовая плита, диван, новенькие обои — в общем, «три звезды», не меньше. Четвертая – настоящее деревянное дачное удобство — стыдливо привалилось к домику снаружи.
...А когда уже вечером, отмахиваясь от комаров и отдуваясь от сытости,
мы сидели за длинным крашеным столом на замечательной лужайке, а небо уже темнело и ни один листок не шевелился на соседних участках, позади уже было блуждание по лесу, купание в Волге, прогулка по Конакову, бадминтон на траве, не уступающей уимблдонской, два вида шашлыка и огромный сладчайший арбуз. И я уже знал, что для меня этот длинный июльский день — вершина лета.
Волга
Самое сильное и яркое впечатление из Конакова — Волга.
Конечно, я знал, что Волга — великая русская река и все такое. Но только тут, в Конаково, понял, а скорее почувствовал, насколько величественно это явление природы, как властно и непререкаемо определяет оно все вокруг: ландшафт, погоду, внешний вид растений и животных, существующих на ней, как на отдельной планете; характеры людей, живущих по берегам, их работу и отдых, и даже песни, которые они поют.
Городок Конаково, словно бородавка на теле могучей реки. Может быть, его не было бы вовсе, если бы здесь не построили ГРЭС, трубы которой, как ни странно, не только не испортили, а даже подчеркнули красоту волжского пейзажа. Река делает в этом месте неспешный поворот, и у берега, на котором расположился городок, получается огромный залив. На другой стороне синий лес. Позже я разглядел, что это всего лишь остров посередине реки, а другой берег проглядывает далеко за ним, где-то у самого горизонта.
Я вспоминаю, как стоял на берегу, словно на дне огромной прозрачной чаши. Внизу — вода, сверху — безбрежное небо, полное солнца и облаков всех видов и очертаний. Перистые и взлохмаченные, размазанные по синеве и собранные в тугие плотные комки — им было тесно в небе, и все же они не могли заслонить света, льющегося сверху и отовсюду. Казалось, что я наполнен этим светом, что он собирается во мне, как в фокусе.
Главные ощущения тех минут — свет, простор и свежесть. И еще какая-то безбрежная чистая радость от ощущения причастности к этому прекрасному миру. Вот так живешь-живешь, да в буднях и забываешь, что мир велик и ты всего лишь крохотная, причем далеко не лучшая его частица. А это небо, эта река — как все хорошо устроено, как необъяснимо красиво, как изменчиво и в то же время постоянно! А сколько на Земле других рек! А ведь есть еще горы, степи, леса, пустыни… А море!!!
У людей мания величия, они любят называть дела рук своих «великими», «грандиозными», «фантастическими». Но что сделал человек такого, что может сравниться с небом? Что он придумал, сочинил, сконструировал — могущее заслонить собой впечатление от спокойной могучей реки, которая собирает в свое русло воды с необозримого пространства и несет их далеко-далеко, не останавливаясь ни на миг. Только на берегу Волги я задумался, откуда берется такое количество воды, которое ВСЕГДА заполняет это огромное русло и течет, течет, не переставая? Сколько миллионов кубометров, тонн воды прошло мимо меня в те несколько минут, пока я любовался пейзажем, их сменили другие — и нет конца и даже секундной передышки у этого потока. Я представил его в разрезе — больше километра в ширину, десятки метров в глубину — зеленоватая толща, двигающаяся неторопливо и неумолимо. Ее невозможно остановить, но можно воспользоваться ее силой. Это и делает человек, плавая по реке на судах, ставя на ее пути плотины, а потом хвастливо заявляет, что покорил стихию.