Мы прошли бор насквозь и очутились снова на берегу Волги. Последние сосны остались на обрыве, а мы сбежали вниз на тот самый песчаный берег, который полчаса назад видели издалека. Мелкий белый песок, легкий ветерок и снова — она, Волга!
Народу тут было немного. Запомнилось: пучеглазый карликовый бульдог, привязанный к коряге, который с несчастным и глупым видом стоял, запутавшись в собственном поводке; жук-плавунец — красавец с веслообразными лапками и желтым ободком вокруг панциря. Я первый раз в жизни держал такого в руках, до этого видел только на картинках. Жуку повезло: лет десять назад я точно сделал бы его украшением своей коллекции. А теперь только посмотрел и отпустил. Еще запомнилось усердие, с которым Володя копал яму в песке, а когда докопался до воды, залез в нее обеими ногами и, судя по виду, был совершенно счастлив. Я отчетливо представил, каким он был лет в семь-восемь, потому что на столько он и смотрелся в этот миг. Да и мне в эти минуты было лет семнадцать, не больше.
Этот белый берег с соснами наверху я никогда не забуду, мне было там очень хорошо. И это тоже — Волга.
Послесловие
В Конаково я побывал еще раз, уже поздней осенью. Как будто нарочно для того, чтобы подвести итог. С виду все было не так: голые ветви яблонь, мокрый продрогший лес, холодно, сыро, бесцветно. И все равно хорошо. Приехали вроде не за удовольствиями, поработать, а отдохнули. Даже не отдохнули, а зарядились.
. . .
И последнее впечатление из Конакова: сидим в верхней одежде в домике, в котором, кажется, еще холоднее, чем на улице, пьем чай, делим последний бутерброд и, в общем, блаженствуем. Володя мечтает о том времени, когда тут будет баня. Само собой, баня не помешает, и все же, я думаю, лучше, чем сейчас, все равно не будет. В минимализме, которым мы теперь наслаждаемся, рецепт, не скажу счастья, но гармонии — есть все, что нужно, и ничего лишнего.
Конец