Я хотел бы… Провести предварительно разведку, и выяснить – что и как.
Да так оно, наверное, будет лучше и для безопасности заложниц.
- Я… Понял тебя, Конан. Теперь я убедился и в том, что ты – не только лучший в Средиземье воин-наёмник, но и… Отличный стратег и тактик.
Возможно, со временем, когда тебе наскучат эти игры, и риск за чужие деньги и дела, ты и сам станешь королём! И, думаю – неплохим.
- Спасибо на добром слове, Ваше Величество. Поживём – увидим.
А пока – прикажите вырыть яму поглубже. Чтоб скрыть то, что я уже сделал, - варвар повёл рукой, указывая на трупы, - от новых шпионов.
- Яма давно вырыта, Конан.
- Отлично! Тогда дайте мне проводника. Понеприметней. И поопытней.
«Неприметным» проводник Конана действительно был – во всех отношениях.
Главный егерь Павла Третьего, Кудим Хромой, не отличался ни высоким ростом, ни упитанностью комплекции. Худощавый суровый охотник с тёмным, вероятно, загорелым до черноты, а сейчас – густо-фиолетовым, лицом, покрытым глубокими морщинами, явно разменявший пятый десяток, но сохранивший кошачью гибкость движений, и бесшумность лёгкой поступи, сразу понравился Конану. Коллега, так сказать! Он действительно немного прихрамывал, но вскоре Конан перестал обращать на это внимание: под умелой ногой ни разу не хрустнула ни одна ветка!
Вёл Кудим киммерийца, иногда оглядываясь, чтоб убедиться, что тот успевает за ним, преимущественно лесами и прогалинами, заросшими густым подлеском.
От дворца они отдалились не более чем на полмили, когда проводник остановился возле одного из толстых дубов, за которым брезжило что-то вроде обширного светлого пространства, и жестом дал Конану знак приблизиться. Шёпот в приближенное после ещё одного жеста мужчины ухо варвара был почти бесшумен даже с новым обострённым слухом киммерийца:
- Здесь это начинается. Их земли как бы… пересекаются с нашими. Зрелище, конечно, дикое, кто не привык, но это – не страшно. Просто имей в виду, Конан: на самом деле их земли куда обширней, чем видно, только в северной своей части уходят под землю. И оттуда они доставать нас не могут. Как и мы их. Для них – высоко, для нас – запрещено. Так что, чтобы достать нас, им и приходится вначале подниматься там, у себя, до вот этой границы, и уж потом только перебираться сюда. К нам. Но осмотрись получше. Потому что высовываться нам пока всё равно нельзя. За прогалиной выставлены караулы.
Конан медленно и осторожно лёг на сухую хвою и полусгнившие листья лесной подстилки, и прополз оставшиеся до кромки леса шаги: так же, как это сделал и сам Кудим. Ветви подлеска и стебли папоротника киммериец старался не отгибать, и вообще – ничего не трогать. Собственно, он, как профессиональный охотник и следопыт, выполнял всё автоматически, отмечая про себя, что его провожатый делает всё куда бесшумней: очевидно, сказывается привычка, и рефлексы приучены к тому, что здесь всё слышно куда лучше, и двигаться нужно гораздо осторожней и тише.
Зрелище и правда – потрясало.
Словно в плоскую и ровную поляну врезалась под небольшим углом на полной скорости ещё одна, такая же плоская, поляна. Да так и застряла, сохранив в целости всё то, что росло и обитало на ней: цветы, траву, лес невдалеке, и даже сине-фиолетовых бабочек, порхавших над цветами, густо покрывавшими - что траву нормальной, что траву «врезавшейся», поляны. Граница «входа» поляны в поляну казалась очень длинной: линия стыка уходила куда-то за лес, и там терялась из поля зрения. Конан подумал, что Павел Третий прав: мест перехода из Мира в Мир – достаточно.
Сам лес, начинавшийся примерно в ста шагах за полянами, казался вполне обычным: сосны, ели, берёзы и клёны мирно шелестели на лёгком ветерке, наполняя ещё неприспособившиеся уши мощным гулом и скрежетом. Но сами деревья размерами не отличались от обычных, и издали киммериец не смог бы сказать – какие принадлежат их миру, а какие – миру Тумсса Восьмого.
Однако, разумеется, все эти представители царства Флоры переливались всеми оттенками всё того же фиолетового: от шершавой, старой и отслаивающейся, почти чёрной коры, до голубовато-сиреневых молоденьких листьев и иголок.
Конан приблизил лицо к уху проводника:
- И – что? Если б я не выпил Зелья, я бы не видел их леса? И склона Холма?