снова, - проворчал Конан, поднимаясь со своего стула.
- Что?! И кто ты, мерзавец - отбросы, наемная пена, чтобы угрожать генералу
армии Рейдна? Твой наглый язык вырыл тебе глубокую могилу!
Со скоростью, которая не свойственной его опьянению, Ригмус захватил плечо
Kайланы и приник к нему. Kайланна вырвалась от Ригмуса.
- Конан, нет! - вскрикнула она. - Не делай…
Проклятия вместо ответа Конана заглушили ее протест, и летящий кулак,
разбивающий ухо Ригмуса с унылым треском. Генерал, заваливаясь на бок,
ударился головой, его тело отбросило назад. Кровь прыснула из одной его ноздри.
Его глаза закатились вверх, пока не стали заметны только белки, и он осел на пол,
содрогаясь. Кровавая пена мгновением пузырилась из его рта, пока он не затих
неподвижно.
Комната отдыха затихла, мерцающие лампы осветили размышляющие
потрясенные лица офицеров Рейдна.
- Он мертв, - бормотал сержант с лицом ястреба. - Собака убила генерала из-за
шлюхи!
- Злая собака! - завопил лысый, широкоплечий капитан, ослабляя ремень своей
рукоятки.
- Свинья! Варвар! - вторили два смуглых лейтенанта, обнажившие оружие.
Они бросились к киммерийцу.
Конан вступил перед Kайланной, поднял стол над головой и швырнул его в
этих двух лейтенантов, сбивая и их товарищей. Сердитые крики смешивались с
приглушенным треском ломающихся костей. Эти двое мужчин не поднялись.
- Иштар! - воззвал лысый капитан, когда он прыгнул вперед и ударил, но его
лезвие впустую раскололо воздух. Конан ожидал нападение и отпрыгнул в сторону,
как раз когда он достал свой меч из ножен. Контратака киммерийца прошла издали
снизу, сильной дугой, рассекая обе ноги капитана посередине бедра. Солдат упал к
полу с мучительным стоном, его меч выскользнул из бессильных пальцев.
Внезапное начало насилия, казалось, парализовало на мгновение других офицеров,
но они опомнились. Оружие было обнажено, и немногим позже Конана и Kайланна
были окружены.
Киммериец смотрел с яростью, кровь капала с лезвия, перемещаемого из рук в
руки. Он охватил комнату глазами, жгущими мрачным синим цветом, и никакой
человек не мог выдержать тот внушающий страх пристальный взгляд. Но Конан
знал, не смотря на это, что он обречен, он не может спасти себя и девочку. Эти
шемитские офицеры могли быть трусами, но они были также ветеранами, которые
сокрушат его одним только количеством. Он дразнил их с гортанным смехом,
67
поскольку он не будет сжиматься как напуганная злая собака перед зияющей
утробой смерти.
- Кто умрет следующим? - грохотал он.
Два десятка сердитых офицеров уставился на него, воины, жаждущие крови,
лезвия, мерцающие в сверкающем свете масляных ламп. Но ни один не смел
ударить, и боялся, изощряясь во всех выражениях... кроме Валега. Лицо жестокого
косаланца не выражало ничего, кроме скотской ненависти. Он снял
декоративную, но годную к употреблению булаву с ее места на стене и заревел как
разъяренный бык, его руки, направили шар оружия с огромного размера шипами к
голове Конана.
Киммериец отразил удар плоскостью меча, который согнулся и быстро
сломался. Сломанный кусок стали полетел в Конана и рассек плоть его черепа.
Булава задела его плечо, её шипы оставили красную борозду.
- Зубы Крома! - рявкнул Конан, поскольку он направил обломок стали, все,
что оставалось от его меча, в сторону Валега.
Косаланец невозмутимо поднял булаву для смертельного удара. Конан
рванулся вперед и сцепился с Валегом, укрываясь от убийственных шипов. Его
рывок откинул большого человека назад, но не свалил его. Колено киммерийца
хлопнуло в промежность Валега, вызвав отчаянный рев. Koсалaнец вышел из себя
и захватил Конана, падающего на него, их кулаки, мелькали, когда они упали на
пол.
- Прикончи его! - кричали короткий капитан и большой сержант вместе, и
полдюжины мужчин включились в борьбу с опрометчивой энергией, нанося удары
и хлеща двух борющихся мужчинах.
Сержант с лицом ястреба сделал выпад. Его остриё неслось в сторону Конана,
но скользнуло мимо, где проникло между ребрами Валега. Все же косаланец
продолжал бороться, когда сержант выдернул своё лезвие, проклиная собственную
неуклюжесть.
Конан ввел свой локоть в рану. Обнажённые ребра расколотыми концами,
проникли в сердце Валега. Последнее дыхание косаланца хрипело из него,