Потому что мне пришлось вначале, чтоб избавиться от твари, вцепившейся мне в кисть, рассечь мышцы её проклятущей челюсти, что в мою руку впилась мёртвой бульдожьей хваткой, своим верным кинжалом: разжать её зубы я при всём желании не мог! Ну, заодно, как оказалось, отрезал себе и пару фаланг мизинца сгоряча — только позже, уже снаружи, заметил… Но уж больно страшно мне стало, Конан! Ты можешь не поверить, но тебе-то я могу сказать: ты поймёшь! Потому что одно дело, когда в бою против тебя — пусть матросы, пусть воины чёртова Вездигдета, или бедуины-пустынники, или там туранцы какие, но — люди!
И совсем другое — когда заколдованные прямо на твоих глазах из людей — твари! Безмозглые и уже слепо подчиняющиеся Хозяину! И не жалеющие ради него ни своей, ни чужой жизни!
Словом, к тому времени, как я освободил руку и добил проклятую тварь с обрубком лапы, мои бывшие напарнички были в двух шагах от меня. И спасло меня тогда только то, что ринулся я к выходу так, как никогда ни до этого, ни после не бегал!
А, ну, и ещё то, что застряли они в тоннеле, как пробка, перегородив его проход для тех, что бежали за ними из глубины и были куда шустрей! Да и ноги-то у тварей всё-таки покороче, чем мои, и не помогает это им, даже когда они бегут на всех четырёх! — Велемир похлопал себя по ляжкам. Конан поймал себя на том, что и сам хмурит брови. Он поспешил вернуть их в нормальное положение:
— Наверное, твари гнались за тобой и после тоннеля? Пока не потеряли из виду?
— Точно, Конан, гнались! Да и не видя меня, они словно ищейки — шли по следу! И если б я не добежал до того места, где мы оставили лошадей, и не смог вскочить в седло — не беседовали бы мы сейчас с тобой. Хвала Мирте Пресветлому, когда до этого места добежали мои бывшие компаньоны и те твари, что были с ними, остальных несчастных животных пробрал такой ужас, что посрывались они с привязи да кинулись врассыпную — твари не смогли поймать ни одной лошади! Вот так и удалось мне… Спастись.
Да и то сказать: еле перевёл дух, как чую: слабею прямо с каждым вздохом. Я посмотрел: точно! Истекаю кровью — хлещет, проклятая, настоящим фонтаном и залила уж всю холку моего коня! Чёрная такая!.. Блестит в свете луны. Да что ж, думаю, такое: неужели вот так вся и выльется?! Не-ет, шалишь: не на такого напали!
Достал я верёвку из седельной сумки да и перевязал себе туго-туго запястье прямо на всём скаку! Ну, хлестать-то перестало…
Но когда посмотрел, что стало с пальцем — чуть сознание не потерял! Кожа висит лохмотьями, да мясо вылезает наружу! Само! Прямо на глазах! И опухает!
Ну, я долго думать не стал: остановил коня у какого-то пня замшелого, быстро привязал к какому-то сучку, чтоб не остаться без последней своей надежды. Положил руку на пень, размахнулся как следует — благо, секира у меня при себе осталась, я даже не вынул её из седельной сумки, чтоб зря не мешала, когда мы пошли к пещере…
Так, в запале, и отхватил себе чуть не полкисти! Да вон: ты и сам видишь!
Действительно, Конан ещё в первый раз заметил, что мизинец «вырублен» «с корнем» — вместе с частью ладони. Вырублен практически до основания кисти. Зрелище не для слабонервных. Но ни варвар, ни его старый друг таковыми и не были. Велемир, тоже печально глядящий на изуродованную ладонь и палец, а вернее — на то, что от него осталось, вздохнул, словно поняв, что он уже далеко от тех событий, и покачал головой:
— Жутко вспоминать. Но если б не перетянул снова, ещё туже, верёвкой вот здесь, у локтя, — наёмник потыкал, словно Конан не знал, где полагается перетянуть, чтоб остановить кровь, — так кровью бы и истёк… Но после того, как слюна чёртовой твари перестала действовать на мою плоть, всё стало мало-помалу затягиваться…
Но обе перетяжки из верёвки пришлось оставить, пока не доскакал до столицы Порбессии, которая, кстати, тоже так и называется — Порбессия. И это хорошо, что правая-то рука, моя рабочая, осталась цела — левой я немного наработал бы да наперевязывал. А потом мне уже в городе знакомый табиб-лекарь зашил всё льняными нитками и помазал какой-то мазью. Воняла она, конечно, жутко, но кровь действительно — совсем перестала течь. Можно стало наложить обычную повязку, снять жгуты верёвочные и ждать. Ну, на мне всё заживает (тьфу-тьфу!) быстро. Как на кошке. Правда, вот рубцы остались — жуть!.. Уж больно спешил этот табиб. Да и трясся весь от страха. Да ты же видишь!