Нар-Дост издали уловил его бессильную злобу и удовлетворённо ухмыльнулся: «Все трусы со всего света одинаковы. Перед теми, кто сильнее их, они ползают по земле, чтобы потом безжалостнее сорвать злость на беззащитных».
Он довольно вытянул пальцы. Серебристые чешуйки тускло блеснули. На днях, когда на него в лесу напал оглодавший волк-одиночка, приятно удивило то, насколько эффективным оружием являются его когти. Он рассёк горло волку так же гладко, как нож разрезает перезрелую дыню. Нар-Дост был очарован собственной силой и захлёбывался кипящей кровью всё ещё живого зверя. Одурманенный её запахом, он впился ртом в мягкую трепещущую рану и возрадовался, потому что впервые за истёкшие годы наконец осознал глубину и силу своего преобразования. И тем вечером ему больше не понадобилось лекарство для уменьшения боли. Он до смерти устал, но упал на кровать неимоверно довольный, и в его грёзах, полностью удовлетворённый собственной силой, которая не требует ни человеческого разума, ни могущественных колдовских заклинаний, бродил по тропинкам зверей и хищников.
С той поры чародей частенько выскакивал на охоту. Вооружённый луком и стрелами, он скользил по лесу, как тень. Нар-Дост никогда не стремился просто убить. Он преследовал раненых оленей много миль только для того, чтобы вместе с их высосанной кровью и сдираемой шкурой уловить и впитать оставляющее их сознание. А с каждым глотком росло желание и других жертв. Жертв, которые умоляя, просят оставить их в живых человеческим языком. Жертв, чья чистая кровь поможет ему пройти через последние преобразования.
Солнце уже давно исчезло в тёмных волнах озера Венна, когда разум твари в чёрной рясе снова вернулся в тело человека-монстра. Помешало ему тихое постукивание по двери. От неожиданности Нар-Дост вздрогнул, словно боясь, что некто может прочитать его мысли, и нетерпеливо заворчал:
— Что?..
— Ужин, наставник! — конус света с огромной свечи тускло осветил веснушчатое лицо ученика, который наполовину робко, наполовину с нетерпением заглянул в тёмный зал.
— Я не хочу ужинать. Пойду на охоту.
— Уже стемнело…
— Тем лучше, — сверкнули в полутьме кошачьи глаза.
Парнишка вздрогнул и отпрянул, когда его бедра ласково коснулся чёрный шёлк — это его Учитель проходил через дверь. Тихо ухмыльнувшись и ещё глубже запахнувшись в плащ, владыка Топраккале растворился в ночи.
Холодная масса вод омывала скалы и прочный фундамент крепости. Струйки воды стекали капельками обратно по циклопической кладке и швам, как будто само здание роняло горькие слёзы по поводу всё той же людской глупости. Ледяной ветер с Карпашских гор почти задувал дым из труб недалёкой Кармайры. Крепость была тиха и темна, только в каморке позади кухни догорала свеча. Ещё пару мгновений, и яркое пламя утонуло в лужице раскалённого воска. Крохотная фигурка, свернувшаяся калачиком на шаткой постели, этого не заметила. Плечи воспитанника чародея судорожно тряслись. Сайят-Нов плакал.
Ещё не начало светать, когда городские врата Шадизара содрогнулись от настойчивых ударов. Навершие рукояти тяжёлого меча оставляло на почерневших дубовых створках неглубокие светлые насечки. Светловолосый гандерман на утомлённо-загнанном вороном коне нетерпеливо ёрзал в седле. Ноги жеребца дрожали, а с его губ капали сгустки плотной пены.
— Ещё ночь. Тащись туда, откуда пришёл. Врата отворяются после крика петухов, — толком не проснувшийся стражник с криво нахлобученным шлемом не потрудился выяснить личность пришедшего.
— Я — Бартакус, командир телохранителей вельможной сиятельной госпожи Шагии. Преследую преступников, которые бежали от правосудия города Махраабада. Отворяй, либо пожалеешь об этом! — яростно прорычал всадник и для убедительности сопроводил свои слова сильными ударами рукояти меча по дереву.
— Это может сказать каждый, — пробурчал угрюмо стражник, но всё же приотворил тяжёлое оконце на решётке ворот, предназначенное для осмотра подходящих путников.
Хотя заросший и грязный человек, стоявший перед воротами, более походил на разбойника с большой дороги, в пользу его слов говорили заметный меч воина и благородный вороной конь с городским гербом, вышитым на попоне под седлом. Хотя светлая бородка всадника, когда-то аккуратно подстриженная, сейчас выглядела неухоженной, а взлохмаченная спутанная коса напоминала больше всего хвост грязной лисицы, преследуемой на весенней охоте, сомнений не было — разрешения войти в Шадизар просил человек с официальным посланием.