Дорога Королей здесь была ухабистой, труднопроходимой тропой, скорее разъединяющей, а не связывающей государства — трактом, напоминающим разбитый путь от поля до сарая. Вместо ранее уложенных каменных плит то тут, то там громоздились друг на друга одиночные островки из каменных блоков, которые скорее мешали, чем содействовали продвижению путников, потому что торчали над утрамбованным пыльным грунтом и кони вынуждены были их огибать. Травянистые равнины, плоские, как столовая доска, постепенно изрыли невысокие холмы, иногда перемежающиеся с беловатыми известняковыми скалами причудливых форм, наполовину заросшими самшитом.
Хотя была ранняя весна, стоял ясный жаркий день, скорее напоминающий августовский зной, когда обессилевшие жнецы изнурительно потрудились и теперь заливались градом пота. Солнце взошло уже очень высоко, когда странники наткнулись на небольшой поток, петляющий по дикому лугу. К нему разом бросились и люди, и кони, жадно глотая нагретую, но для них кажущуюся приятно прохладной воду. Кони удовлетворённо отправились в дальнейший путь, но людям пришлось гораздо хуже. В отличие от зверей, насытившихся растущей вокруг травой, путники утолили жажду, но от голода не избавились. К вечеру они добрались до горных перевалов, однако настроение комедиантов было паршивым.
Они остановились и расположились в небольшой впадине невдалеке от тропы, под сенью нескольких карликовых берёз, едва отбрасывающих тени. Все мужчины ушли на охоту, а женщины пытались выжать из последних оставшихся запасов что-нибудь съестное. Денег было достаточно — мешок владельца таверны «У каменного старика» был забит до отказа — но некому и не за что было платить. Хотя эта местность и выглядела живописно, но для убежища и обитания крупных зверей явно не подходила. Мужчины постепенно возвращались в лагерь с более чем скудной добычей.
— Куда подевался Таурус? — угрюмо оглядевшись, поинтересовался взмокший и ободранный Конан, державший в руках несколько убогих птичек — настолько тощих, что на них было почти жаль стрел.
— Только он один ещё не вернулся, — произнесла Карина с обеспокоенностью в голосе.
— Может, ему повезёт больше, чем нам, — проворчал Конан успокаивающим тоном. — Пока используем то, что уже есть. Уверен, он явится аккурат к ужину. Разводите огонь, девушки, чего же вы ждёте? Я проголодался, как оборотень — и вы, наверняка, тоже.
Вскоре над котлом заплясали языки ревущего пламени и начал распространяться густой притягательный запах заячьей похлёбки — варева из трёх ушастых и изможденных пернатых, то есть всего, что им удалось поймать на охоте и явно недостаточного для полноценной еды. Восемь оголодавших людей с жадной сосредоточенностью наблюдали за булькающей поверхностью, где плавали куски мяса, полувысохшая морковь, две луковицы, которые ещё не полностью сгнили, и несколько веточек дикого шалфея, найденные Антарой в ямке возле лагеря. Наконец Каринна добавила туда тщательно измельченные зубчики чеснока и соль, после чего загустила бульон жёстким чёрствым хлебом, предварительно раздробленным на мелкие кусочки.
Кермар привередливо наклонился над котлом с похлёбкой, жадно впитывая её запах.
— О, наиочаровательнейшая, прекраснейшая из всех женщин, всю свою жизнь я предполагал, что в тебе сокрыто гораздо больше красоты, чем та, которую ты так щедро предлагаешь взорам мужчин. Дозволь мне поцеловать твою замечательную руку, которая смогла приготовить из скудных остатков манну, достойную самих богов!
Раскрасневшаяся от близкого огня Каринна только махнула небольшой плоской веточкой, которой как раз перемешивала сгущающуюся похлёбку.
— Не мешай мне, порочный высокопарный лицемер, или я уроню варево в огонь. И тогда нам придётся сделать жаркое из тебя! — несмотря на то, что женщина усмехалась, было видно, что ей приятны такие восхваления, поскольку в последнее время ей нечасто приходилось слышать комплименты.
Сняв котелок с огня, они уселись тесным кругом: женщины вместе, мужчины напротив. Красное зарево над западным горизонтом исчезало медленнее, чем остывала похлёбка, но Таурус так и не возвратился.
Первыми к котелку приникли женщины. Митанни отхлёбывала, как пташка, да и Каринна не съела много. Она бросала в сгущающиеся сумерки встревоженные взоры, и было видно, что больше, чем пустой голодный желудок, её беспокоят размышления о том, где бродит её муж. Зато Антара набросилась на похлёбку с задором, которого не устыдился бы и здоровенный шестифутовый парень.