— Я никогда не обижал женщин, Бертиозис! Но к чему ты толковал про офирскую границу и ночного призрака?
— А вот к чему. Если ты всерьез намерен остаться жить в Коринфии, я помогу тебе всем своим влиянием. Оливиния — моя племянница, и я чувствую некоторую ответственность за ее судьбу. Но пока я хотел бы послать тебя на офирскую границу. Туда же я посылаю мага Косталиса. Если призрак — порождение сверхъестественных сил, то уничтожить его — это прямая обязанность Косталиса. В этом случае ты окажешь ему любую посильную помощь, а потом вернешься и доложишь мне обстановку на границе. А если эта возня с призраком служит прикрытием для подготовки к войне, то ты постараешься предупредить меня об этом.
— А если я не успею предупредить?
— Тогда надеюсь, что ты примешь участие в этой войне. Я уже сейчас перевел на офирскую границу половину наших постоянных сил. Если начнется война, они будут сдерживать армию Офира, пока не подойдет ополчение. Ты, я думаю, будешь там полезен. Ты представляешь тактику сдерживания? Стычки с передовыми дозорами, засады и внезапные нападения… Ты сможешь проявить себя и стать потом сотником. Это немалая честь. Я мог бы послать с поручением кого—нибудь из своих проверенных людей, но это либо солдаты, которые могут сражаться и выполнять четкие приказы, но плохо ориентируются в политике, либо торговцы, которые оценят ситуацию, но не смогут решительно вмешаться в ход событий.
— Насколько сильна армия Офира?
— Насколько велик будет риск? Я принимаю меры, как военные, так и политические. Для Коринфии война может кончиться в самом худшем случае потерей южных районов. Ну а для каждого воина, который погибнет в этой войне, будет важна не столько сила армии, сколько его собственная удача.
— Бертиозис, риск меня не пугает, но я не привык строить далеко идущие планы. Тем более делать ставку на победу или поражение в войне. Сколько ты мне заплатишь за эту работу?
— Так ты все же не намерен оставаться в Коринфии?
— Не знаю. Я принимаю твое предложение и постараюсь сделать все возможное, чтобы выполнить твое поручение. Но мало ли что может произойти? Ты тоже смертен. Давай лучше договоримся об оплате.
— Хорошо. Я заплачу тебе двадцать золотых сейчас. И окончательный расчет — в зависимости от того, что будет происходить и как ты себя покажешь. Я заплачу тебе за каждый день двойную ставку коринфийского солдата, если войны не будет, и пятикратную, если тебе придется принимать участие в боевых действиях. Оплата выдающихся подвигов не оговаривается заранее, такие вещи оцениваются отдельно. Ну а военная добыча — естественно, это зависит только от тебя.
— Годится, — ответил Конан.
Плата была действительно неплоха для наемника, более того, Бертиозис шел на некоторый риск, отдавая деньги вперед известному вору. Конан предполагал, что Бертиозис провоцирует его. Если Конан захочет сбежать с доверенными ему деньгами, то для Бертиозиса лучше, если это случится раньше. Но Конан не стал выяснять это открыто: они оба понимают ситуацию, к чему произносить пустые слова? Чтобы склонить собеседника ко лжи?
— Да, а что ты говорил о призраке? — спросил Конан. — Он убивает ходящих по ночам в одиночку? Только в одиночку?
— Именно так. Никогда не нападает на нескольких человек, только на одиночек. При этом на человеке не остается никаких ран, следов яда или удушения.
— Но если призрак нападает только на одиночек, то откуда стало известно, что это призрак? Кто—то же его должен был видеть? Или у вас там, на южной границе такие следопыты, что распознают следы призраков?
— В том—то и дело, что следов он никаких не оставляет. И видели его только издали, шагов с пятидесяти, не ближе. Ну, собственно, что видели? Неясный образ в лунном свете. Нашлись там один маг и двое воинов, достаточно смелые и глупые, чтобы в одиночку попытаться выследить призрака. И наши силы уменьшились на одного мага и двух смелых воинов. Так что я тебе не советую повторять сей доблестный поступок. В общем, призраком должен заняться Косталис. Но если этого призрака вызвали офирские маги, то тебе придется охранять Косталиса, пока он будет занят магическим поединком.
— Не люблю я магов, — проворчал Конан, наливая себе в кружку вина.
— Ну и не люби! Но как я понял, твои встречи с другими магами заканчивались исключительно смертельно для этих магов… а с Косталисом ты разъехался все—таки без обоюдного ущерба. Так что не настраивай себя против него заранее. Он человек благоразумный и не спесивый. Я думаю, вы сработаетесь.
— Может, и сработаемся. Только чувствую я, что Косталис не очень—то обрадуется моей помощи! Он, вполне вероятно, пожелает не просто уничтожить призрака, а подчинить его своей воле и использовать по собственному усмотрению! А я ему в таком деле не помощник!
— Тут я с тобой согласен. Но, видишь ли, в чем дело — мне надо, чтобы призрака не стало. По крайней мере, не стало в моей стране. А что с ним сделает маг, меня интересует меньше всего — пусть он его уничтожит, прогонит, на цепь посадит или в рассоле замаринует!
Когда Конан подъезжал к границе с Офиром, навстречу ему уже шла волна войны. Не жалея коней, скакали от границы гонцы, разнося по стране весть о том, что офирские войска вступили на землю Коринфии. Пастухи угоняли стада скота, собирались отряды ополчения, остающиеся готовили тайники и укрытия. Сбор ополчения шел довольно организованно — отряды вооруженных мужчин постепенно собирались в армию. Пешие отряды шли к рубежу, расположенному в двух дневных переходах от границы, а конные устремлялись к границе, чтобы совместно с постоянным войском прикрывать сбор ополчения.
Под вечер Кокан смог разыскать сотника Пардика и передать ему пергамент от Бертиозиса.
— Ну, это все отменяется, — сказал Пардик, бегло просмотрев послание. — Сейчас мы отступаем на рубеж сбора ополчения и ничего, кроме как прикрывать отступление, я тебе предложить не могу. Боец ты, должно быть, неплохой, но если будешь сражаться с нами, запомни — никакой самодеятельности! Завтра утром мы встанем заслоном перед офирцами. Удержаться не удержимся, но передовые отряды нас с этой позиции не собьют, им придется собирать армию в кулак, тогда мы отступим, но полдня их заставим потерять. Сейчас можешь устроиться, где найдешь свободное место в лагере, а завтра я тебя пристрою к кому—нибудь.
— А ночную вылазку делать не собираетесь? Я бы сходил тоже.
— Ты? Хм… Ладно, будь пока у ближайшего костра. Соберемся, я тебя позову.
Конан подсел к костру, возле которого как раз один из воинов рассказывал ополченцам:
— Вошли они, именем короля прочитали намерение искоренить злобного призрака, порождение зла. Для того идет на наши земли могущественный маг. А войска так — для охраны законных интересов короля Офира… И скорым маршем направляются вдоль по тракту. Выехали мы им навстречу — четыре сотни конных против четырех тысяч офирцев. Но мы встали у брода, так что мимо нас не пройти, сотник наш выехал и по всем правилам предложил им валить на хрен.
Они на это отвечают не хотите по—хорошему, давайте воевать, вот наш поединщик. И выходит вперед воин в сверкающих доспехах, высокий, с алебардой в руках. На другом конце алебарды — железный шар. У нас нашелся охотник сразиться, вышел в поле — офирцы обхохотались. Сущий мальчишка против их бойца. А паренек тем временем раскрутил пращу и залепил свинцовый шар прямо в голову офирцу. Такого удара хватит кому хочешь, хоть в шлеме, хоть без шлема. Но офирец только покачнулся и побежал на нашего. Тот влепил ему еще один снаряд, отбежал, начал в третий раз крутить пращу, но тут ему самому стрела в грудь пришла. И понеслась на нас вся эта масса офирской конницы…