— Боги и демоны! — сердился он. — Если бы я только мог встать и взять в руки меч, я показал бы Прокасу, как можно рубить головы! А кто такие эти аргосцы?
Троцеро представил принца Кассио и командира Аркадио и пересказал ему, что сделал Прокас. Конан хмыкнул:
— Я хочу увидеть все это сам. Эй, слуги! Поднимите меня. Прокас мог просто сделать вид, что отступает, — чтобы напасть ночью и застать нас врасплох.
Опираясь о плечи двух слуг, Конан неверной поступью двинулся к выходу. Солнце висело уже над Рабирийскими горами, словно насаженное на их острые пики, — день клонился к закату. На склонах лежали густые тени. Лучи заходящего солнца падали алыми бликами на кольчуги аквилонцев, которые были заняты устройством лагеря. В вечернем воздухе был слышен глуховатый стук деревянных молотков, — в землю забивались колышки для палаток.
— Может быть, Прокас захочет пойти на переговоры с нами? Как вы думаете? — спросил Конан. Все пожали плечами.
— Пока еще он нам этого никак не показал, — сказал Троцеро, — это может вообще не входить в его планы. Подождем — увидим.
— Мы и так ждали целый день, — буркнул Конан, — и наши люди стояли под палящим солнцем в полном вооружении. Лично я хотел бы, чтобы что-нибудь случилось, — что угодно, только бы покончить с этим бездействием.
— Мне сдается, что наш Командор сейчас увидит то, чего он желает, — пробормотал Декситей. Приложив руку ко лбу, щурясь от солнца, он вглядывался вдаль, туда, где располагался лагерь противника. Остальные уставились на него.
— Ну что там, досточтимый жрец? — спросил Конан.
— Посмотрите! — Декситей показал рукой в сторону лагеря.
— Иштар! — выдохнул Аркадио. — Пусть меня изжарят живьем, если они не спасаются бегством!
На самом деле так оно и было, — если даже они и не бежали, то, по крайней мере, начинали организованное отступление. Играли трубы, — пронзительный звук их был далеко слышен. Вместо того чтобы продолжать строить оборонительные сооружения вокруг лагеря, воины Приграничного Легиона, казавшиеся издали крохотными муравьями, убирали только что поставленные ими же самими палатки, закидывали поклажу на телеги и устремлялись, отряд за отрядом, туда, откуда они пришли, — к перевалу через Рабирийские горы. Конан и его товарищи в замешательстве смотрели друг на друга.
Вскоре стало понятно, чем вызван этот отход. Из-за холма показалось еще одно войско — четвертое по счету, оно быстро надвигалось с запада. По подсчетам Троцеро, оно насчитывало более пятнадцати сотен. Воины выстроились в шеренгу и приближались, готовые к бою.
Подскакавший разведчик резко осадил коня у холма, бегом поднялся наверх, отдал честь Конану и выпалил:
— Господин маршал, это идут Пуантенские Леопарды и отряды Гродера, барона Аквилонского.
— Кром и Митра! — прошептал Конан. Лицо его прояснилось, и он зычно захохотал, а окрестные холмы отозвались гулким эхом. Ибо это действительно был Просперо с мятежными отрядами, которые он разыскивал на востоке.
— Неудивительно, что Прокас бежит! — сказал Троцеро. — Теперь, когда нас больше, он имеет полное право отступить, не рискуя вызвать гнев своего хозяина. Он скажет Нумедидесу, что был окружен тремя войсками и ему грозил полный разгром.
— Маршал Конан, — проговорил Декситей, — тебе пора возвращаться в палатку, тебе нужно отдохнуть. Или ты снова сляжешь.
Когда слуги бережно опустили Конана в постель, киммериец прошептал:
— Просперо, Просперо! За это я сделаю тебя Рыцарем Трона — если Аквилония когда-нибудь будет моей!
Альсина сидела одна в грязной каморке Фадия — в Мессантии. Она держала перед собой обсидиановый амулет. Рядом стояла свечка-часы, на которой чередовались черные и белые полоски, и Альсина не сводила с них глаз. Фадия дома не было, он бродил по темным городским улицам, — Альсина попросту его выгнала, чтобы общаться с Хозяином один на один.
Свечка догорела до следующей черной полоски. Мигающий огонек отсчитывал время. Когда последняя черная полоска растворилась в тающем воске и огонь приблизился к белой, ведьма-танцовщица вскинула вверх амулет и сосредоточила на нем все свои мысли. В ее сознании послышался отрывистый голос Туландры Ту, — звук доносился издалека, чуть слышный, он напоминал разговоры, которые ведутся во сне; в то же время она увидела самого колдуна, он сидел на железном троне —• но все было смутно, тускло, как в тумане.
Речь Туландры Ту отзывалась в сознании Альсины так тихо, что ей приходилось напрягаться и при этом следить за жестами и движениями губ волшебника, чтобы понять, о чем он все-таки говорит.