Они поравнялись с арьергардом королевской армии у подножия Рабирийских гор, не доезжая до Саксульского ущелья: отступление войска Прокаса отягощал огромный обоз и неповоротливая пехота. Обнаружив противника, боссонцы рассредоточились, спешились, выбрав нужную дистанцию, и взялись за дело. Корчась от боли и выкрикивая проклятия, дюжины королевских копьеносцев повалились в пыль, настигнутые боссонскими стрелами. Услышав грохот железа, — тяжелая кавалерия Прокаса, идущая на выручку беззащитной пехоте, — боссонцы спрятали луки, отступили к стреноженным лошадям, бесшумно вскочили в седла и рассыпались — скрылись в лесу. В результате этого маневра они потеряли всего одного человека — непривычный к верховой езде лучник упал с коня и сломал шею.
В течение следующих трех дней боссонцы трепали тылы отступающего аквилонского войска, как голодные гончие, преследующие беглых каторжан. Они нападали из укрытий, неожиданно; а когда королевская конница разворачивалась, чтобы отбить атаку, лучники бросались врассыпную — растворялись, исчезали в поросших травой ложбинах и оврагах, вымытых дождями и высушенных ветрами шрамах многострадальной аргосской земли.
Амулий Прокас и его военачальники проклинали себя, но не могли ничего поделать. То и дело из-за валуна с леденящим душу свистом вылетала боссонская стрела. Иногда она не попадала в цель, заставляя пригибаться и вздрагивать отступающих пехотинцев. Иногда стрела вонзалась в бок лошади, которая оседала и падала, увлекая за собой всадника. Время от времени, то здесь, то там, вскрикнув от неожиданной боли, падал замертво ужаленный стрелой пехотинец, или валился с коня, гремя железом лат, пронзенный смертоносным оружием всадник. А то из зарослей, по обe стороны обступивших горную дорогу, обрушивался на отступавших воинов град стрел, выкашивая подчистую целый отряд.
У Амулия Прокаса не было выбора. Он не мог остановить войско на привал у Саксульского ущелья, где не было ни достаточно места, чтобы разбить лагерь, ни пресной воды. Не мог он и контратаковать врага в открытом бою, пользуясь численным преимуществом, так как повстанцы не шли на сближение. Если бы Прокас развернул все свое войско и бросил его против повстанцев, он, несомненно, уничтожил бы их в мгновение ока, но это означало бы возвращение на Паллосскую равнину.
Поэтому Прокасу не оставалось ничего, кроме как продолжать отступление и мрачно трястись в седле, разворачивая своего быстрого коня всякий раз, когда вражеские стрелы взвивались в воздух. Его потери были весьма незначительны, несравнимы с жертвами настоящей битвы. Но постоянное чувство подстерегающей опасности совершенно издергало воинов; и противный холодок, леденящий сердце полководца, напоминал о том, что король Нумедидес не забудет и уж тем более никогда не простит неудачи похода, предпринятого по его высочайшему повелению.
Когда колонны Прокаса втянулись в Саксульское ущелье; град валунов обрушился на головы усталых, измученных воинов. Полководец мрачно приказал расчистить дорогу, оттащить в сторону изуродованные подводы и добить раненых людей и лошадей. В дальнем конце ущелья продвижение войска ускорилось, но общее возбуждение достигло предела.
Прокас понял, что его киммерийский противник был мастером такого рода войны. Он трясся от гнева: отступление королевской армии вдохновило неистощимую фантазию бунтарского главаря. Прокас поклялся смыть позор поражения кровью разбойников.
На третий день отступления, когда серое небо затянулось свинцом, измученные королевские отряды остановились на южном берегу Алиманы у Ногарской мели. Здесь, мучимый нерешимостью, Прокас задержался. Хотя весенний паводок кончился, река оставалась удобным местом для вражеской атаки, особенно во время переправы, когда королевские воины будут не в состоянии ее отразить. Похоже, капризные боги приготовили Прокасу ловушку, в которую два месяца назад он сам загнал войско бунтовщиков. Кроме того, начать переправу в сгущающихся сумерках почти наверняка значило обречь собственные отряды на большие потери.
Однако встать лагерем на аргосском берегу означало подвергнуть часовых и спящих воинов мириадам смертоносных стрел аргосских лучников. Прокас прикусил губу. Принимая во внимание то, что его армия не была в состоянии противостоять кровожадным ухищрениям варваров, полководец решил начать переправу не медля ни минуты. Несмотря на ширину реки и быстрое течение, делавшее опасными мели, воды Алиманы оградят войско от безжалостных стрел мятежников.