Нападение бунтовщиков было блестяще спланировано. Когда пуантенские крестьяне перебили часовых, подожгли шатры и угнали лошадей, проснувшиеся аквилонцы попытались построиться в боевом порядке, чтобы отразить атаку нападающих вдоль северной границы лагеря. Но одновременно атакованные с юга отрядами Конана, ряды аквилонцев смешались, и началась настоящая бойня.
Маршал Аскаланте бежал. Отыскав лошадь, он вскочил на нее, неоседланную, и, за неимением стремян, хлеща ивовым прутом, во весь опор погнал перепуганное животное к лесу. Едва не напоровшись на кордон пуантенцев, князь скрылся в густой ночи.
Такой беспринципный негодяй, как Громель, легко мог завоевать расположение победоносного врага, сдавшись в плен вместе со своим отрядом, но для Аскаланте это было немыслимо. Он дорожил своей дворянской честью. Кроме того, князь догадывался о том, какова будет реакция Туландры Ту на разгром королевского войска. Колдун ожидал, что Аскаланте будет удерживать армию бунтовщиков на южном берегу Алиманы — при нормальных обстоятельствах несложная задача, даже для неопытного полководца. Но всеведущий волшебник каким-то образом просмотрел восстание пуантенцев — событие, которое застало бы врасплох любого военачальника, не говоря уже о новоиспеченном маршале Аскаланте. И вот, аквилонский лагерь сожжен и уничтожен, и королевское войско разбито наголову. Все, что осталось князю, — это уносить ноги как можно дальше и от вероломного вождя бунтовщиков, и от темноликого тарантского шамана.
Всю ночь скакал князь Туны между высокими деревьями под безлунным хмурым небом, и восход застал его поблизости от места кровавого побоища. Подстегиваемый мыслями о сокрушительном гневе Туландры, он гнал своего обессилевшего коня во весь опор. В восточных пустынях Аскаланте надеялся найти место, где не настигнет его месть колдуна.
Но по прошествии времени сердце Аскаланте наполнилось кипящей яростью на Конана-киммерийца, главного виновника его позора. В глубине души князь Туны поклялся, что когда-нибудь он отомстит Освободителю.
Перед рассветом Конан объезжал разрушенный лагерь Приграничного Легиона, получая донесения своих сотников. Сотники легионеров числились среди раненых или убитых, часть воинов бежала в лес, где их преследовали партизаны Троцеро. Целое подразделение королевского войска, семьсот воинов, перешло на сторону Конана. Им командовал боссонский сотник Громель. Переход на сторону восставших этого отряда — пуантенцев, боссонцев, гандерландцев и нескольких десятков других аквилонцев — обрадовал киммерийца. Опытные, хорошо обученные профессиональные воины бесспорно увеличат боевые способности повстанцев, укрепят разношерстные ряды Войска Освобождения.
Хорошо разбирающийся в людях Конан подозревал, что Громель, которого он встречал еще на Пиктской границе, был не только грозным воином, но и человеком, на которого нельзя было положиться. Однако Конан готов был примириться, пока это было ему на руку. Он назначил великана сотника офицером Войска Освобождения.
Отряды усталых воинов снимали с мертвых вооружение и складывали трупы на погребальный костер. Подошел Просперо. Его латы, забрызганные кровью, казались ржавыми в розовом свете восхода. Он был в хорошем расположении духа.
— Что скажешь? — осведомился Конан.
— Хорошие новости, маршал, — осклабился Просперо. — Мы захватили весь вражеский обоз с оружием и припасами, достаточными для двух армий.
— Отлично! А что с лошадьми?
— Лесники окружили аквилонских коней, которых они выпустили, так что мы теперь при лошадях. Да, еще мы захватили несколько тысяч пленных, которые сдались, когда поняли, что сопротивление бесполезно.
— Предложи им вступить в наше войско. А тех, кто откажется, вели отпустить на все четыре стороны. Безоружные нам не опасны, — равнодушно проговорил Конан. — Если мы выиграем эту войну, нам понадобится доброе имя. Вели Паллантиду предоставить всем пленным право выбора.
— Хорошо, о маршал. Еще приказы? — спросил Просперо.
— Утром выступаем на Куларио. Люди Троцеро сообщают, что вплоть до самого города они не встретили ни одного вооруженного аквилонца.
— Значит, у нас будет легкий переход до самой Тарантии, — ухмыльнулся Просперо.
— Возможно, но может быть и нет, — ответил Конан, прищуриваясь. — Пройдет несколько дней, пока известие о сегодняшней битве достигнет Боссонии и Гандерланда и тамошние гарнизоны выступят нам навстречу. Но они подойдут вовремя.