В каждом городке, в каждой деревушке, через которую проходили легионы Освободителя, они пополнялись новыми воинами: то были старые рыцари, жаждавшие принять участие в славной битве под конец своих дней; закаленные в прежних сражениях дружинники, которые воевали вместе с Конаном на пиктской границе; поджарые охотники и звероловы, которые видели, что Конан так же крепко связан с природой, как и они; разбойники, прячущиеся руки закона, и ссыльные, привлеченные обещанием прощения тех, кто будет сражаться под Знаменем Золотого Льва; йомены, торговцы и ремесленники; дровосеки, углежоги, кузнецы, каменщики, мостильщики дорог, ткачи, валяльщики сукна, менестрели, писцы — все, кому было нечего терять и кто хотел постоять за себя, вливались в войско Освободителя. Они получали оружие из арсенала мятежников, и их было так много, что Конан, в конце концов, настоял на том, чтобы каждый приходил вооруженным — пусть даже простым топором.
Конан и его товарищи принялись за тяжкую задачу — сплотить этих пылких добровольцев в какое-то подобие военной силы. Они разбили людей на полки и отряды, назначили из числа имеющих боевой опыт десятников и сотников. На привалах новоиспеченное начальство устраивало утомленным людям простейшие учения, ибо, — как их предупредил Конан, — «без постоянной боевой выучки орда таких вот сырых новобранцев обратится в бегущее с визгом стадо, едва лишь прольется первая кровь».
Между деревнями южного Пуантена и Имирийским утёсом тянулся великий Броцельонский лес, дорога вилась по нему, как змея среди папоротников. Когда мятежники подошли к лесу, песни пуантенских добровольцев поутихли. Конан видел, что все больше и больше новобранцев шагает в угрюмом молчании, с недобрым предчувствием посматривая на деревья, смыкающиеся над головой арками.
— Что их тревожит? — спросил Конан у Троцеро вечером, когда они сидели в палатке командора. — Можно подумать, эти леса кишат ядовитыми змеями.
Седовласый князь снисходительно улыбнулся:
— У нас в Пуантене только одна змея — гадюка, и то их не очень много. Но головы здешних людей забиты крестьянскими суевериями, — мол, дескать, в лесу обитают какие-то нелюди, которые могут наложить на них чары. У подобных верований есть и хорошая сторона, — из-за них лес — прекрасное, никем не тронутое место охоты для моих баронов и моих друзей.
Конан нахмурился:
— Вот когда мы взойдем на утес и захватим Имирийское плато, они наверняка выдумают себе каких-нибудь новых духов. В этой части Аквилонии мне не приходилось бывать, но по моим расчетам, до утеса нам остался один дневной переход. Что там с проходом на плато, где он находится?
— В скалах есть глубокая расселина — там, где бурная Битакса, приток Алиманы, водопадом обрушивается вниз. Дорога идет кругами вверх, на плато и начинается в расселине, в этих скалах. Она зовется у нас ущельем Великанов и очень узкая, крутая и скользкая. Недоброе место для встречи с врагом, если он займет утес! Молись своему Крому, чтобы Пограничные Отряды Нумитора не опередили нас.
— Крому мало дела до молитв людей, — сказал Конан, — по крайней мере мне в детстве так говорили. Он вдыхает в каждого смертного силу, чтобы противостоять врагу, — в общем-то, это все, чего разумный человек может просить у богов, которые заняты своими собственными делами. Но нам не нужно рисковать и лезть в эту гибельную ловушку. Завтра на рассвете возьми сильный отряд разведчиков и обследуй утес.
Спотыкаясь, вошел Публий с охапкой счетовых книг, и Троцеро оставил Конана изучать состояние обоза. Князь пошел в палатки пуантенских конников и отобрал сорок опытных меченосцев — для предстоящей разведки.
Великое ущелье лежало высоко над головами воинов Троцеро, его выступающие стены прятали от полуденного солнца темные колодцы мрака. Князь и разведчики сидели в креслах, глядя вверх, на гребень утеса, тщетно напрягая глаза в поисках предательского солнечного блика, отраженного вражьими латами. Не было видно и дыма лагерных костров. Наконец Троцеро проговорил:
— Разъедемся по лесу и встретимся на дороге, четверть лиги назад, там, где над лесной тропой нависают высокие скалы. Ты, Вописко, поедешь с половиной отряда на восток, и мы с тобой встретимся там через час. Я — на запад.
Отряд разделился на две половины, и всадники пустили коней в густые заросли, что стелились вдоль дороги. Проехав через них, они двинулись дальше, по невысоким кустикам, иод могучими стволами девственных дубов.