Комната готова ко сну. Стол – тоже: вырванные из нового альбома листы, старая пачка карандашей, несколько наточенных из новой – и на видном месте маркер. Юлька смотрела на всё это хозяйство, и в уме вертелась строчка: «Блажен, кто посетил сей мир В его минуты роковые…» Зайчишка смотрел на неё из кресла, словно ждал.
Завтра шесть уроков. А ночью есть возможность хорошенько выспаться. И хочется знать, для чего нужен чёрный маркер. И вообще – всё хочется знать.
Но впервые за месяц выспаться… И шесть уроков…
Маркер подождёт.
Юлька решительно убрала всё со стола. «У меня есть время. Например, с субботы на воскресенье. Вот тогда и выясню. Господи, как хорошо, что теперь можно управлять хоть частью этого кошмара!«
Мягкая мордаха зайца прижалась к её плечу.
– Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые… Его призвали всеблагие как собеседника на пир. Он их высоких зрелищ зритель…
Морщинка между бровями Юльки стала менее отчётливой, тело её вытянулось и расслабленно опало в покое тёплой постели.
14.
Школьная библиотека открывалась после первого урока. А перед первым что-то у кого-то спрашивать – гиблое дело. Не домой же звонить. Но Юлька всё же улучила момент, сбегала к коллеге в соседний кабинет.
– Доброе утро! Наталья, я помню, у тебя Ожегов был.
– Доброго… Почему был? Есть. Тебе на урок?
– На одно словечко только взглянуть.
– Вон в шкафу, слева.
Юлька прошла между рядами парт к шкафу, вынула «Толковый словарь русского языка» и быстро пролистала. «Б… Ага… Та-ак… Нет здесь этого слова. Может, взять близкое по значению? Блажить, блажной, блажь… «Блажной – взбалмошный, неуравновешенный, сумасбродный». В самую точку. Лучше и точнее про меня не скажешь. Ладно…»
Вернулась к учительскому столу, понаблюдала, как Наталья, высокая полная женщина, раздаёт тетради дежурным.
– Нашла, что искала?
– Нет. Кстати, в нашей библиотеке, насколько помню, есть Даль?
– Конечно. На диалектизм наткнулась?
– Припомнилось, скорее. Вертится на языке одно словечко.
«Блазнится»… Опять это «блазнится». Хорошо, что у девятого диктант. Можно диктовать и вспоминать, возвращать раз за разом, будто на магнитофоне понравившуюся песню, один и тот же эпизод.
… Весь путь от дома до школы – пять-семь минут: сначала подняться к детскому саду, пройти его забор и торец соседнего дома, другой дом обогнуть, прошагать половину школьного забора и повернуть на пришкольный участок.
Она и поднялась к садику. Но прошла всего ничего, когда услышала за спиной медленный, шелестящий вздох. Она оглянулась – бездумно, мыслями уже в школе.
Её дом, будто высохший песчаный холмик, неспешно осыпался. Пространство позади него росло сверху, с крыш. Холодная синева давила на дом, и он, тяжело покряхтывая, сухо таял, горбился. Он уже потерял твёрдые очертания линий и углов, обретая форму хлеба из плохо поднявшегося теста. Дотаял до первых этажей – девушка увидела его содержимое: нечто ворочалось серовато-серебристым, живым – и начал ненавязчиво напоминать лепёшку догоревшей свечи. И шелест, шорох осыпи…
Она поняла, что набрала воздуха для вдоха, но не дышит. Прочувствовала напряжённо приподнятые плечи. За выдохом последовала неожиданная боль в глазах – до рези. Заморгала…
Дом стоял на месте. Но говорить, что всё нормально, было рано. Его стена, обращённая к солнцу, стена с подъездами, с окнами и с балконами, закрытыми стеклом или бельём, то и дело продолжала подрагивать.
Девушка деревянно развернулась, пошла своей дорогой.
Не выдержала – оглянулась. Теперь видна была лишь половина дома. Именно она и вспучилась, и вздыбленная от неё пешеходная дорожка рванулась к девушке. Порыв и высота вздыбленности слабели по мере приближения к ней.
Всё. Кончилось. Юлька ещё раза три оглянулась. С домом больше ничего не происходило.
«Высплюсь днём. И с этой же ночи начну всё выяснять до последнего листочка», – решительно поклялась Юлька, едва-едва выйдя из оцепенения…
… У дверей в кабинет Юльку поймала завуч.
– Второй урок у вас в десятом?
– В десятом.
– Я приду к вам посидеть?
– Пожалуйста, – удивилась Юлька странной постановке вопроса.
Но завуч всё прояснила, то ли оправдываясь, то ли жалуясь ей:
– Наталья Ильинична на свой урок меня не пускает. Говорит, голова болит. Так я к вам.
– Ага, – сказала Юлька, поспешно вспоминая тему урока в десятом и мысленно набрасывая новый план урока с учётом того, что притихшие при школьном начальстве ребята дадут возможность провести урок более… ммм… плодотворно.
После проведённого диктанта девятый класс оставался в своём же кабинете, а Юльке надо было идти в другой кабинет. Но девочки окружили её, выясняя, что и как пишется, в то время как мальчишки, словно звонок освободил их от столетней каторги давным-давно повыскакивали в коридор.
Юлька несколько раз порывалась уйти. Наконец появилась такая возможность – она двинулась к двери.
Трое акселератов мощными бомбами пронеслись мимо неё и встали рядом с учительским столом, испуганно и смущённо глядя в коридор. Удивились даже девочки.
– Что там? Что случилось? – встревожилась Юлька.
– А чего они?! – начал один.
– Мелюзга эта!.. – возмущённо заговорил и осёкся.
Весь проём двери облепила малышня. Головастый пацанёнок в клетчатой рубашке навыпуск пронзительно завопил:
– Вот они! Леопольд, выходи!!
– Выходи, подлый трус!! – азартно завизжали остальные.
Юлька шагнула вперёд и выждала, пока их внимание полностью не сосредоточилось на ней.
– Третий класс? Веры Ивановны? – тихо сказала она. Потом негромко, но выразительно: – Брысь отсюда!
Стайкой вспугнутых воробьишек они прыснули от двери, своим писклявым перекликом и хихиканьем ещё больше напоминая хулиганистых птах.
Мальчишки-девятиклассники втихомолку расселись за свои парты. Юлька пожала плечами и спросила:
– Не понимаю. Они маленькие – вы большие.
Молчавший до сих пор третий, стыдливо посмеиваясь, объяснил:
– Они что придумали? Налетают всей кучей на одного, сбивают с ног…
– Ну-ну! Как в анекдоте, да? Один муравей другому: «нам бы только слона завалить, а там – затопчем!« Так, что ли?
До звонка на урок – три минуты. А ещё сбегать на вахту за ключом. Десятый класс насчёт присутствия на уроке завуча предупредить не успела – опять опоздают.
Юлька стремительно пронеслась мимо открытой двери библиотеки, успела подумать: «Всё как всегда. Закручусь – и забуду про словарь. С другой стороны… зачем мне значение этого слова? Что – уточню, легче от этого будет?»
Десятиклассники опаздывали нещадно. Последние двое вошли, сели, при виде завуча с перепугу из шуршаще-трещащих пакетов долго не могли достать тетради и книги. Даже отъявленного бездельника, крутого на слова и на дела Сашку Жарова, проняло: вскочил и зарычал на них:
– Вы (далее, мягко говоря, нечто непереводимое)! Юль Михалне (долго и упорно непереводимое) урок начать (то же самое) не даёте (концовка особенно впечатляющая)! Поняли?!
Двое – пакеты в ужасе позапихивали под себя. Класс с отчаянием исподлобья уставился на замершую Юльку. Сашка, удовлетворённый результатом – наконец-то тишина! – сел.