Она встала к передним дверям и в воздух тревожно спросила:
– Ай откроет он мне? Нет ли?
– Не бойся, бабуля, постучим – откроет! – сверху вниз прогудел широкоплечий парень в куртке.
Троллейбус стал замедлять движение. Деловито сопя, с нижней ступени мимо старухи протиснулись трое шустрых мальчишек с толстыми ранцами.
Старуха перекрестилась в пустое пространство на ступенями:
– Благослови, Господи, и эту машину, и водителя хорошего, и путь мой лёгкий. И всем дорогу дай ровную… Спаси тебя Бог, водитель, хорошо довёз.
Она вышла, а водитель, за своей дверью не слышавший ни слова, повёл троллейбус дальше.
Юлька и не заметила, что затаила дыхание и улыбается. А потом скользнула взглядом по близко сидящим и стоящим – все, кто слышал негромкую речь старухи, улыбались. Трое школьников – нет, одна девочка среди них, вон косички по плечам струятся, – перешёптывались: «Как в церкви», а парень в куртке хмурил брови, как будто недоверчиво прислушивался к чему-то.
32.
Юлька стояла у доски и растерянно глядела на шестой класс. А класс напряжённо смотрел на неё, хотя самые легкомысленные уже начинали тихонько хихикать.
– Ну… Это… которое называется… – снова попробовала Юлька и снова замолчала – в одной руке сборник диктантов, в другой – мел, которым она только что написала дату на доске.
В самом начале урока ей срочно понадобился некий предмет, но его наименование совершенно вылетело из памяти. Такое с нею уже случалось в этом классе и в прошлом году. Да что – в этом классе! Несколько раз за год, упорно думая о какой-либо проблеме, Юлька напрочь забывала какое-нибудь слово и порой до конца урока могла и не припомнить его. Дети с пониманием относились к выкрутасам своей учительницы. Юлька даже полагала: некоторые решили, что таким образом она проверяет их на сообразительность.
– Мел? – неуверенно предположил один.
– Тряпка? – Староста класса, высокая властная девочка, привстала, бдительно выглядывая дежурных. На неё зашикали: «Вон две лежат. Сиди на месте!«
– Юлия Михайловна, – тихонько позвали от двери. Из коридора улыбалась учительница физкультуры, протягивая в дверной зазор классный журнал. – Ребята забыли забрать с собой…
– Спасибо! – Юлька так обрадовалась, что почти беззаботно объяснила классу: – Именно о журнале я и хотела спросить! А теперь – выслушайте, пожалуйста, текст диктанта.
Она встала у окна, чтобы видеть всех, и начала диктовку.
Вскоре пришлось присесть: плохо склеенные страницы отнюдь не новой книги то и дело норовили выпорхнуть из обложки. Кроме того в сборнике оказалась целая куча разнокалиберных листочков: анализы предыдущих контрольных работ;, прошлогодние оценки, записанные второпях, чтобы не забыть сразу выставить в журнал; заметки, на что обратить внимание в работе над ошибками; небрежные рисунки и уж совсем посторонние записи. И все они тоже выжидали момента скользнуть на пол.
Дожидаясь, пока дети допишут очередную фразу, Юлька с интересом развернула сложенный лист и хмыкнула, прочитав: «Влюбиться, что ли, скуки ради… Уж больно ровно жизнь течёт. Попробовать на вкус страданий, смешать с мечтами горький мёд. Влюбиться сразу, безнадёжно. Со зла ночами слёзы лить. За кем-то очень осторожно глазами тайными следить».
Да уж, был момент в её жизни несколько лет назад, когда только работы в школе показалось маловато. Захотелось чего-то, хотя бы придуманного. Как беззаботно писала она о своём желании, как легкомысленно представляла, что должен испытывать влюблённый человек. Показать бы листочек Олегу… Ой, нет! Сочтёт ещё пустышкой.
«А что, тебе хочется выглядеть более значимой в его глазах, чем ты есть на самом деле? – насмешливо вопросила себя Юлька. – Ты же ничего такого к нему не испытываешь. По ночам не ревёшь из-за него. Да и отношения не совсем безнадёжные – с его стороны хотя бы. И почему первым вспомнился Олег, а не Влад? Наверное, потому, что Олег говорит о своём отношении, а Влад таинни… таимничает? Таинничает? Таинствует? Фи – таится! Ты, мать, сосем уж до ручки дошла! То как журнал называется, забыла, то слов подобрать не может. А Олег… А что Олег? Стоп! – Юлька отчитала следующее предложение диктанта, дала первую фразу для записи и продолжила раздумья. – А что – Олег? Когда я о нём думаю, мне всегда представляется густой тенистый сад. И дом на двоих… Ты проснёшься, а в окно стучит дождь, посланный мной, навеянный мной…»
Первые строки, как всегда, пришли легко, будто вычитанные откуда-то, а дальше пошла очень забавная игра, которая Юльке и нравилась, и казалась смешной:
– Пишем. Солнце едва показалось над горизонтом… – «В нём тихонько имя прозвучит…»
– … когда мы отправились на… – «… сном, смытым с стекла небесной водой».
– … отправились на речку… – «Шелестом трав…»
– Поставили точку, вернулись к началу предложения – проверяем. Следующее предложение – сложное по составу. Выслушайте его внимательно… Саша, внимание сюда, я диктую: Его лучи едва касались… – «… плеском дождя я прошепчу: «Откликнись, жду тебя!« – Кто не успел дописать, поднимите руки. Так, хорошо. Работаем дальше.
«Присутствие в двух наложенных друг на друга пространствах, и, причём, в обоих совершенно машинальное присутствие. Это что: умение жить на двух уровнях или откровенная халтура? – Юлька, со звонком оставшись в пустом кабинете, сосредоточенно и невидяще взирала на солидные пачки тетрадей. Наконец увидела. – Успею проверить за урок? Домой брать не хочется… А куда я листок со стихами сунула? Ага, вот. Закончить или бросить? За вязанье взялась – так и всё остальное, будь добра, до конца доводи давай. «Откликнись, жду тебя». Странно, чего Олегу откликаться, если он сам постоянно рядом со мной? Ладно, не отвлекайся».
Листок был вложен в пособие и благополучно был бы забыт, если б Юлька не представила себе, как Олег наклоняется к ней поцеловать: его глаза, вновь поймавшие её взгляд в железный капкан; его горячее дыхание на её губах – и гулкая пустота подъезда, и – мир, ограниченный его жёсткими тёплыми руками.
Резко вставать Юлька никогда не умела. Стул за спиной попытался удержаться на задних ножках, но медленно и торжественно грохнулся. Слава Богу, спинка не отлетела. Юлька, не успевшая подхватить предмет мебели, бережно водворила его на место. Над чем – над чем, а над школьной мебелью именно ей, учителю, трястись надо, с нежностью к неё относиться надо, ибо школьная мебель – корова священная, золотая – в полном смысле этого слова: и в парты, и в стулья каждый год вкладываются такие деньги, что уже за десять лет использования мебель превращается в бесценную… А Юлька развоевалась. Из-за чего? Ах, да.
Она подошла к окну. А вдруг они поссорятся, она разозлится на него? Юлька поёжилась. Долгие годы работы в школе, вечное самоограничение в эмоциональном плане и дом, где всегда можно уткнуться в страницы чужой жизни, – неужели только это и ждёт её в будущем?..
– Юля.
Вздрогнула. Обернулась. Никого. Странно. Голос Олега прозвучал очень отчётливо. Будто стоял рядом – и напомнил ей, задумавшейся, о себе.
Ругая себя последней дурой, Юлька поспешно заперла кабинет, побежала со своего второго этажа в вестибюль, мимоходом пожалев: «Вот и проверила обе пачки!« По последней лестнице спускалась – шесть ступенек – на предпоследней споткнулась, еле успела ухватиться за перила – так загляделась на входную дверь. К окнам у двери вестибюля подходила уже медленно, обиженно кривя напряжённые губы. Как же – придёт. Выдумала тоже: ей станет плохо – он тут же явится. И вообще. Она же его не любит. Очередной друг-товарищ. Чего заволновалась?.. Позвали её…
В вестибюле школы и на крыльце кипел муравейник: учителя начальных классов выводили детей, вторая смена носилась – кто в раздевалку, кто из школы в школу – в догонялки играли, ребята из старших классов собирались домой, получали из гардеробной одежду, неспешно переговаривались, кого-то ждали…
Застывшие, чуть приподнятые плечи Юльки вдруг сжали чьи-то крепкие и тёплые ладони. Девушка замерла: коллеги решили подшутить?
В самое ухо Олег негромко сказал: