Но Влад силой выволок девушку на кухню, оставил её там под бдительным присмотром Алексея пить чай из успокаивающих трав, а сам вернулся к группе. Белый от пережитого, он тем не менее был, как обычно, подтянут и строг.
– Поведанная нам Тамарой история всех взбудоражила. Кого-то в большей, кого-то в меньшей степени. Отпускать вас домой в таком состоянии я, как руководитель группы, просто не могу, – заявил он. – Поэтому основные полтора часа занятия, пока я индивидуально занимаюсь с Юлией, проводит Костя. Надеюсь, мне не над объяснять, что Юлия нуждается в помощи? Думаю, никто, в том числе и я, не ожидал от неё негативной реакции на рассказ Тамары. Костя, пожалуйста, начните с релаксации мышечных групп, потом перейдите к медитативной технике.
Юлька на кухне ревела в три ручья. Ещё машинально или чтобы успокоиться, она подносила ко рту чашку, потом снова ставила её на стол и вытирала мокрую от слёз и расплескавшегося чая ладонь полотенцем, которое Влад второпях бросил ей на колени.
Напротив сидел Алексей. Он тоже налил себе чаю и забыл о нём. Ссутулился и думал о чём-то своём. Влад хотел предложить ему присоединиться к кружковцам. Однако Алексей поднял на него странно внимательные глаза – оценочный взгляд сторожевого волкодава. И Влад промолчал. Этот человек со слабым полем и неплохой физической подготовкой мог иногда оказать настоящее сопротивление. Тратить на него лишнюю энергию, чтобы перебить глупое упрямство, Владу не хотелось. Если Алексей собирается выслушать его разговор с Юлией, что ж, сам напросился. Сухарь чёртов…
– Может, тебе прилечь, отдохнуть? Здесь, на диване, места достаточно. Сон тебя успокоит.
На мягкие нотки в голосе Влада Юлька откликнулась с горечью:
– Конечно. Успокоит. Неделю назад я тоже в это верила.
– Что изменилось за неделю?
– Это я у тебя должна спросить. – Юлька огляделась было в поисках своей сумки, в которой лежал листок с вопросами, и сморщилась: ладно, так спрошу. – Тамара со своей историей… Ты ведь знаешь, о чём она рассказывала. Объясни.
– Почему ты решила, что я знаю?
Юлька прерывисто вздохнула, отпила уже еле тёплый чай.
– Я тебе Тамарину историю расскажу с самого начала. Итак, два милиционера патрулируют свой участок. Ночное дежурство. Всё было тихо, пока не появились трое (Влад сел). Двое из них нас с тобой хорошо знакомы. Человек, похожий на пьяницу, он почему-то называется Первым, хотя я его зову Пьяницей. У него очень неприятная внешность, но главное в нём, что отличает его ото всех остальных, – это его ярко-фиолетовые глаза. И, понимаешь, Влад, у меня есть дурацкая привычка к самым необычным сочетаниям, ассоциациям. Этот Первый у меня ассоциируется с тем ярко-фиолетовым цветом, в который я раскрасила один из твоих пентаклей. – Она всё-таки встала, сходила в прихожую за сумкой, перебрала в папке листы и протянула нужный Владу. – С тех пор как я работаю над пентаклями, мне каждую ночь снятся эти уроды. И я их во сне рисую. Сопоставить нетрудно, да?.. Женщину я назвала Рыбой. Ты ведь помнишь её? Худая, костлявая… А вот с третьим что-то не то. Сначала был Утопленник, такой припухлый дядечка. Он ещё следил за мной. Потом он куда-то подевался, и сейчас главный в компании – убийца по кличке Мотоциклист. Все они меня почему-то знают, а сегодня ночью Мотоциклист назвал меня Хозяйкой.
Чайная ложечка подпрыгнула во вздрогнувших пальцах Влада, и звенящий звук упавшего предмета болезненно отразился от стен.
– Именно так, с большой буквы… Итак, патруль себе шёл, и вот появилась эта троица. Мотоциклист убил обоих. Чем всё закончилось, я не знаю. Думаю – ты объяснишь. Я хочу слышать ответы на свои вопросы, и я их получу! Смотри мне в глаза и отвечай!
Она отобрала лист с фиолетовым монстром и запихивала в папку, злая и решительная, когда услышала шёпот Алексея:
– Юля, смотри…
Бесстрастное лицо Влада сохраняло маску покоя, но глаза слишком отчуждённо уставились в близкую точку пространства. Насторожённая Юлька помахала перед его лицом ладонью. Влад не реагировал.
34.
Люда с сомнением следила, как Олег накладывает в большую сумку, массивной барыней сидящей на заднем сиденье машины, последние банки и пакеты, которые он только что выволок из магазина.
– Ты уверен, что она настолько проголодается?
– За время в своём кружке, возможно, и не очень. Но серьёзные разговоры часто бывают затяжными. Юля настроена именно на такой разговор. Кроме того вкусная еда отбивает охоту ругаться.
– Тебя есть за что ругать, или что-то учудила Юля?
– Пока ни того, ни другого. Но хочется предусмотреть всё.
– И всё же, мне кажется, еды слишком много. Я, конечно, понимаю, что ресторан в машине – это увлекательно, и вокруг никого посторонних, но не лучше ли посидеть в какой-нибудь уютной кафешке?
– Во мне иногда говорит моя тётя! – заявил Олег («Прислонитесь к моему животу – и вы услышите её голос!« – пробурчала Люда) и объяснил: – Это очень серьёзно, потому что её детство и молодость прошли в деревне. Семья была многодетная, отец погиб на фронте, так что нашей бабушке пришлось очень тяжело. Тётя была старшей, наработалась и наголодалась вдоволь. С тех пор она сохранила главное представление о счастье: чтобы человек был счастлив, он должен быть сыт. Я её вижу редко, но, когда заезжаю проведать, она видит во мне страшно голодного ребёнка и впихивает в меня столько, что я потом могу неделю обойтись без жратвы. Иногда я думаю, мне надо поправиться килограммов на пятьдесят, чтобы она была при виде меня счастлива по-настоящему… Поэтому кафешка меня не устраивает: там нет столько продуктов, сколько мне надо, а тащить в кафе закупленное – это кем я буду выглядеть?
– При таком росте – килограммов пятьдесят?! Прибавить?!
– А что – солидный цветущий мужчина, суперКарлсон, объевшийся грибов Алисы!
– Бедная твоя тётя…
– Нет, сейчас она счастливая. Сама посуди: с таким горячим убеждением – и иметь возможность всех кормить. Пенсия неплохая. Для неё это счастье!
Он осторожно закрыл «молнию» на сумке – под сдавленное хихиканье Люды и собирался сказать: «Давай в машину. Есть время довезти тебя до дому». Будто тяжёлая осенняя муха прикоснулась к его затылку и оставила на коже липкий грязный след. Олег оглянулся на чужой взгляд инстинктивно, хотя потом ругал себя: нужно было вести себя так, словно ничего не заметил или не почувствовал.
На площадке перед магазином в этот осенний вечер было достаточно света, чтобы узнать мужичонку со свинячьими глазками. Столкновение взглядами получилось очень сильное – оба не ожидали: Олег – увидеть пьянчужку, тот – что Олег обнаружит его. Но мужичонка оправился как-то сразу: ухмыльнулся Олегу, как знакомому, и пошёл к углу магазина уже не так быстро, как торопился мгновением раньше. Даже оглянулся, точно убедиться, что Олег всё ещё смотрит ему вслед.
«А спросить, кто такой! Догнать и спросить! И пусть попробует отвертеться – душу повытрясу!«
– Люда, подожди минутку в машине!
– Ты куда так вдруг?
– Знакомого встретил.
«Знакомый» замешкался на углу, ещё раз обернулся. У Олега мелькнуло беспокойное впечатление, что Пьяница проверяет, идут ли за ним. Олег добежал до угла, и только бег, из-за которого ему пришлось сделать крутой вираж на повороте, спас его от атаки совершенно незнакомого человека. Незнакомый парень в куртке понял, что поймать Олега на кулак не удалось, и быстро перестроился.
Его лица Олег в темноте торца дома не разглядел, но за незнакомцем переминался Пьяница и угадывался характерный силуэт женщины Рыбы. Но этот тип в куртке явно не Утопленник. Тот был крупный, рослый, а перед Олегом, насколько он смог разглядеть, стоял молодой поджарый… бульдог.
Пока преимуществами Олега были его рост и его умение драться. И если в пером он был уверен на все сто, то во втором… Олег легко ушёл от мелькнувшего кулака незнакомца и невольно втянул носом странный запах своего противника: чистый морозный воздух подчеркнул сладковатую прель, что-то очень знакомое – и пока неосознаваемо опасное.
После короткой череды атакующих ударов противника Олег сообразил, что парнишка нахватался боевых приёмов там и сям, скорее, от дружков, но драться на уровне настоящего боя он не умеет. Ему и не нужно, поскольку его основной целью стало, как смутно Олег догадывался, свалить противника и забить его. Для таких, как этот незнакомец, не существовало правила «лежачего не бьют». Наверное, он о нём и не подозревал.