А парнишка вдруг застонал, дошёл до скамейки, рухнул на неё и начал, охая, растирать внутреннюю поверхность бёдер.
Последнее, что увидела Юлька, – это изумлённые глаза девочки, которая бросилась к своему доблестному защитнику. Последнее, что услышала, – жёсткий мужской голос, пробормотавший что-то явно сквозь зубы… почудилось, на французском?..
Привычный фонарь в окно. Под рукой подушка, на плечах одеяло. Дома.
– Влад?
– Всё закончилось?
– Пока – да. Я не думаю, что Трое остановятся сегодня ночью.
– Согласен… Что-то очень быстро у вас.
– Пацан отделал Мотоциклиста. Трое ушли… Мотоциклист не защищался. Почему?
– К сожалению, я не видел самой драки. И… А он умеет? Возможно, тот человек, в которого он вселился, и умеет. Но Мотоциклист привык полагаться только на силу. С приёмами он ещё не сталкивался… Чей образ ты вызвала?
Озадаченно помолчав, Юлька сказала:
– Влад, боюсь, я не образ вызвала.
– То есть?
– Когда мы вышли из «ключа», я слышала голос этого человека. Он, кажется… ругался.
– Здорово! Нда… Может, с перепугу ты не удовольствовалась образом, а перенесла на пацана личность, сознание или что там ещё может быть? Силы-то своей ты пока не знаешь. Ну, ничего страшного. Он там, у себя, где бы ни был, потерял сознание – реальная ситуация для тех, кто с ним рядом. Здесь он неожиданно очутился в обстановке, враждебной для себя, и, как мог, себя же обезопасил. Сейчас он, можно сказать, пришёл в себя. Во всех смыслах.
– Но это же!.. А если он был за рулём?
– Куда деваться? Время назад не повернуть. Ситуация была экстремальной. Так кто же это был?
– Не скажу.
– Тогда следи за прессой. Или попроси своего Олега поискать по Интернету новости, что произошло с твоим любимым артистом.
– Он не любимый. Он просто нравится… Влад, последнее. Если в человеке побывали две личности, ему ничего не сделается?
– Ты о чём?
– Тот паренёк, который дрался. Н, за него дрались. По-моему, ему плохо.
– А в чём это «плохо» выражается?
– Он чуть не плакал и почему-то растирал ноги.
– Сама могла бы догадаться. Спортом наверняка не занимается, растяжки никакой. А тут в его тело попадает, судя по всему, профессионал. Вот он ему мышцы и потянул. Конечно, больно. Ещё вопросы есть?
– После сегодняшнего… Ты ещё не хочешь отказаться от этой силы?
– Именно сегодняшнее и убеждает, что она нам обоим необходима.
– Тогда давай придумаем, как отделаться от чудовищ!
– Ты слишком хорошо обо мне думаешь.
– Нет. Я слишком много думаю о том, как Мотоциклист быстро оклемается и начнёт снова рыскать по городу в поисках добычи. Меня они к себе уже не пускают. И кого-то другого мне уже не уберечь.
– Хорошо. Давай поговорим завтра. Два часа ночи. Тебе надо выспаться.
– Полагаешь, смогу после всего этого заснуть?
– А ты попробуй. Спокойной ночи, Юлия.
– Спокойной? Звучит как издёвка.
«Телепатия мне теперь тоже доступна, – вздохнула Юлька, кутаясь в одеяло: замёрзла, напереживавшись. – Или она у меня только с Владом срабатывает? О! Ага! Попался! Ну, Влад, доведу своими воплями по ночам – волей-неволей начнёшь думать, как избавиться от этих Троих. Прекрасно! Никуда не денешься. Помог один раз – буду вызывать каждую ночь, пока тебе не надоест и пока не сядешь за стол переговоров. Всё обалденно просто. И начну прямо сейчас».
Одно дело – сказать, другое – выполнить. Стопудовые веки, будто распухшие, не хотели подниматься. Юлька таращилась в зеркало и повторяла шёпотом:
– Хочу знать, где Трое… Хочу быть среди них…
Тело решительно заявило, что хочет спать, хлопнуло до упора ставни век и выволокло спецдоставку для жаждущих спать: кучу сновидений и вереницу знакомых и незнакомых образов. Юлька недолго продержалась на поверхности реальности, помня о своём решении. Сонные волны укачали её и погрузили в свои тёплые глубины.
– … Юля, вставай! – уговаривал кто-то знакомый, и от привычного, но далёкого голоса Юльке хотелось плакать, потому что не хотелось вставать, а хотелось выспаться до полного отдыха. Но ласковый и чуточку обеспокоенный голос мамы продолжал упрашивать: Юленька, последний учебный день! С завтрашнего дня к девяти ходить будешь – выспишься! Ну, давай, соберись, встань…
Юлька с жалобным стоном уползла под одеяло и тут же взвизгнула: мама потеряла терпение, сунула руку под одеяло и пощекотала пятку. Вылетев из жаркого убежища, девушка укоризненно заныла:
– Да-а, тебе хорошо – никуда не надо! А мне пяти минуточек хватило бы выспаться и сны досмотреть!
– Пять минут? – железным голосом сказала мама. – Да у тебя на всё про всё осталось полчаса!
– Сейчас полвосьмого?!
Юлька недоверчиво вперилась в будильник, взятый из-под шляпы. Перевела глаза на зеркало показать себе самой язык – и побледнела: в эту ночь в городе убиты пятеро. Она не знала, откуда свалилась на неё информация, но получила её и знала, что она точная.
40.
Рабочий день начался с ночного кошмара учителя, воплощённого в реальность. Юлька вбежала в кабинет и остолбенела: учеников нет. Сначала она не поверила. Но в кабинете устоялась именно та тишина, какая бывает только в давно обезлюдевшем помещении. Юлька добросовестно заглянула под парты. Никого. Тогда она поставила на учительский стол портфель и села на стул. Уроков никто не отменял. Пока неслась к кабинету, за двумя-тремя приоткрытыми дверями она видела классы и коллег. Может, кабинеты поменяли? Но зачем, если здесь всё равно никого?
Дверь распахнулась, и в помещение энергично и даже агрессивно вошла Елена – завуч по политехническому циклу.
– Ты чего здесь одна пригорюнилась?
– Присоединяйся! – предложила Юлька. Елена, даже став завучем, всё равно оставалась членом их маленькой сплочённой учительской компании, и Юлька не боялась говорить с ней дружески, особенно наедине. – Будем вместе горевать.
– Да ладно тебе. Привет.
– Привет. Что происходит? У меня класса нет.
– Тебе никто ничего не сказал? Расписание такое: два первых урока по полчаса, перемены – по десять минут. Дальше. У кого есть классное руководство, проводит классный час, диктует четвертные оценки и напоминает о технике безопасности на каникулах. Потом уборка помещений. После чего все учителя дружно сдают сведения по успеваемости.
– А где мой класс, который по расписанию?
– Так, не предупредили всё-таки. Чей-то богатый папа из этого класса оплатил билеты в драмтеатр на утреннее представление – у них там детский спектакль. Классная сбегала к директрисе, та разрешила им уйти.
– Они должны были быть у меня двумя первыми уроками. Значит, сегодня уроков у меня нет.
– Сведения сдала?
– Нет. Но у меня все данные собраны.
– Зайдёшь потом?.. Хотя нет. Лучше сразу. Бегай за вами потом. – Елена достала калькулятор и заглянула в Юлькин листочек с записями. – Постой. У тебя ж четыре класса.
– Зато четверть первая, а в десятом оценки полугодовые.
– Ясно. Поехали.
Составление отчёта заняло три минуты. Быстро всё подсчитали, записали, и Юлька неловко спросила:
– Лен, а домой смыться можно? Выспаться никак не могу. Голова чугунная, от любого звука гудит.
Елена пригляделась к Юльке, покачала головой.
– Видочек у тебя тот ещё. Иди, конечно.
У двери она взялась за ручку и остановилась, обернулась.
– Завтра у нас работа по кабинетам и опять-таки сдача сведений. Ты учебники свои и тетради у Натальи держишь? Я её предупрежу, чтобы она тебя завтра не искала. Поняла? Завтра не приходи. Но в четверг чтоб с девяти как штык! Пока.
– Спасибо, Лен.
– Думаешь, добрая такая? Это в счёт будущих отгулов!
Созерцая закрытую дверь, Юлька размышляла о том, что сила человека может проявляться совсем неожиданно. Вот Елена. Её класс, чьим руководителем она была ещё в прошлом году, – самый шебутной в школе, не каждый учитель с ним справится. Но физматкласс, все сплошные умницы. Но – снисходительная улыбка Елены, когда все вокруг удивляются, каким образом она ими командует. А секрет прост – невероятный, сумасшедший темп урока, в котором нет ни одной бреши, ни одной мало-мальской паузы. Юлька на своих уроках могла и голос повысить. Елена же пользовалась убийственным сарказмом своего язычка и часто говаривала: «Они же себя умниками считают, а какому умнику понравится, когда над ним ржать начнут?» Пока она была классным руководителем, её ребята табуном ходили за ней, и это была весьма оригинальная картинка: рослые ученики, почтительно нависающие над своей миниатюрной «мамой», которая снисходительно и всегда насмешливо внимает им.