– Это вы специально! Чтобы я все каникулы проболела, да?
Её горячо заверили, что дело только в их безграничной доброте и щедрости, а Коля с наивной лукавинкой добавил:
– Мы бы всё равно вам эти два рубля отдали, даже если б вы у нас мороженое и поели!
– Кончай выдуриваться! – толкнул его Сергей. Коля насупился.
– Я не за деньги боюсь, а за горло, – утихомирила бурю Юлька. – Оно у меня очень капризное: чуть что – болит. Зато у наших соседей кот просто обожает мороженое. Не шоколадное, конечно.
– А у нас кот ириски любит, – вспомнила Алёна. – Ему всю пасть залепит, и он как будто зевает всё время. Намучается, съест, а потом ещё просит.
– А у нас собака яблоки ест, – вступил в светскую беседу Гриша. – Только так хрумкает!
– Врёшь! – не поверил Коля. – Собаки яблок не едят!
– Сам такой!
У подъезда они распрощались с Юлькой и, обсуждая интересную тему, пошли к своему дому. А девушка, поднимаясь к себе, решила позвонить в школу и предупредить Елену, что четверо из шестого не пропали, а гуляют у своего дома, на детской площадке.
41.
Когда долго не предоставляется возможность выспаться, сделала открытие Юлька, Звуки превращаются в плывущие лезвия, а пространство оживает и кажется ленивой медузой.
Ключ бродит где-то в дебрях портфельного кармашка и хитроумно уворачивался от ищущих его пальцев. Потом вдруг дверь открылась сама, и понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, что её открыл мама. А мама сказала, что услышала стук. Юлька не стучала. В сердце начало заползать беспокойство, пока мама не сообразила:
– Портфель у тебя твёрдый и тяжёлый. Ключ искала, ну и стукнула раз-другой в дверь. Что случилось? Что так рано?
– Короткий день. Мам, разбудишь часа в два?
Юлька потратила с полчаса, прежде чем добралась, наконец, до постели. Легла, закрыла глаза, увидела школу изнутри, как огромную пещеру: лестницы с перилами осыпались в убегавшие вниз дорожки с зажжёнными свечами по сторонам… Обычный сон с трансформированными впечатлениями дня, с переживаниями…
… И всё потому, что Трое тоже спали. Они устроились в парке, где по причине буднего дня редко кто ходил. Скамейка, которую они облюбовали, была единственной на дорожке, уткнувшейся в глухой угол парка. Здесь Троих никто не беспокоил. Женщина Рыба лежала, скорчившись и поджав ноги. Первый откинулся на спинку скамейки, лицом к низким серым тучам. Мотоциклист ссутулился, упершись локтями в колени. Картина «Поздняя осень» в серых тонах: серые люди, сероватый снег, чёрные штрихи кустов и деревьев… Троим снилась пещера и закрытая дверь.
… На окраине города, около завода, где раньше был оживлённый перекрёсток с подземным переходом, что-то готовилось. Переход давно не использовался по назначению. Поток машин наверху, когда-то довольно плотный, с крахом завода поредел настолько, что люди привыкли ходить по дороге, и городским властям пришлось проложить на перекрёстке «зебру» и повесить светофор. В безлюдном же переходе угнездилась сырость и резкий запах гнили… Переход ожидал явления: оно давало о себе знать редкой песочной струйкой между облицовочными плитками в самом тёмном месте – лампочек здесь давно не ставили.
… Влад сидел в позе «лотос» и, забывшись, занимался вместо медитации самым обыденным исчислением «за» и «против». Прошедшая ночь показала, что ему не удастся освободиться от внимания Юлии, если она постоянно будет подключаться к Троим. Инстинктивно девушка всегда обратится к нему за помощью. Жаль, он знает о событиях лишь с её слов. Попробовать самому связаться с Троими? Смысл есть? Что он может увидеть? Охоту на людей? Первый однажды показал ему, что происходит с их добычей. Неприятно, конечно. Но вернуть Троих в пещеру – отказаться от полученной силы. А значит, на весах – наркотик всемогущества и человеческие жертвы, которыми всегда будет укорять Юлия. Может, попробовать использовать её способность соединять некоторые смысловые части? Может, найдётся среднее арифметическое для решения проблемы? И он останется с силой, а Юлия успокоится, когда Трое исчезнут?.. Бесконечность «за» и «против» утомляли. И раздражали.
… Взлохмаченная Юлька сидела под горячим после сна одеялом и блаженно зевала. Сама проснулась. До прихода мамы. Выспалась. Она потягивалась, разминая руки, вспоминала танцующую под музыку в плейере девушку, озадаченную толстую кошку, стихотерапию Олега и приходила к выводу, что главное – вовремя переключиться не что-нибудь постороннее. А ещё думала о том, что Влад всё-таки не прав и надо допечь его, чтобы он нашёл способ вернуть чудовища в их мир…
– Как дела? – спросила мама, присаживаясь на краешек постели. Юлька в очередной раз самозабвенно и с неожиданным для себя писклявым подвывом зевнула, видимо, так заразительно, что и мама зевнула тоже. – Ну тебя, Юля. Раззевалась! Я сама сейчас свалюсь на твоё тёпленькое местечко!
– Вались! – разрешила Юлька от всей своей выспавшейся души.
Они немножко поболтали о том о сём, потом мама пошла за хлебом: соседка уговорила ходить в фирменный магазин при хлебозаводе. Получалась неплохая прогулка минут на сорок – с заглядыванием во все мало-мальски интересные магазины, особенно те, где есть посудные отделы, естественно.
А Юлька оделась, прибрала постель и внезапно оказалась перед целой кучей дел, начиная с мытья посуды и кончая глаженьем выстиранного вчера белья. Попутно она простирнула набравшуюся мелочь, вымыла и начистила обувь. Быстро работая утюгом, Юлька иронично решила: «Ещё одна причина избавиться от данной мне силы состоит в том, что она какая-т нерациональная. Вот если бы я могла приказать: «Бельё! Стираться гладиться!« или «Посуда! Шагом марш мыться!« А то такая мощь – и ни капельки пользы! Кстати, о том, что было ночью…»
Звонок не дал пофилософствовать на тему «если бы да кабы». Юлька отключила утюг и помчалась в прихожую.
– Алло, Юля? Это Саша. Привет.
– Привет, – недоумённо ответила Юлька и вдруг сообразила: Сашка-однокурсник, который возил её к своей тёте.
Следующая реплика Сашки будто подтвердила её мысль.
– Тебе привет от тёти Кати. В общем, я из-за этого и звоню. Она просила передать, что раскинула на тебя карты и у неё выходит примерно так: рядом с тобой близкие смерти.
– Так и сказала – во множественном числе?
– Да, так и сказала. Добавила, что родных это не касается. Ты что-нибудь понимаешь?
– Понимаю. Передай ей спасибо.
– Ага. Пока.
Телефон – серый корпус на коричневой с прожилками полировке трельяжа. Вчера они с Олегом чуть не разбились. Близкие смерти. Понимай как хочешь: то ли близкие – хорошо знакомые люди умрут, то ли близкие –те, которые будут скоро. Ведь только перестала об этом думать…
Едва сунула вилку утюга в розетку, одновременно пытаясь припомнить подробности недавней ночи, – заголосил дверной звонок. «Мама ключи забыла?» – удивилась Юлька. Но ворвалась соседка снизу.
– Юлечка, картошечки не найдётся штук пяток?
Привычная к просьбам такого типа, Юлька безропотно наложила в мешочек требуемое количество картошки и закрыла за соседкой дверь.
Гладильная доска ждала, утюг тоже в полной боевой готовности – только включить. Юлька провела ладонью по наволочке, убирая морщинки с ткани, и вздрогнула. Опять звонят в дверь, причём звонят суматошно. А потом и вовсе нетерпеливо забарабанили, пока Юлька летела к двери.
За дверью оказалась соседка из квартиры напротив – вечно смертельно усталая, вечно смертельно измученная женщина. Измученным голосом она попросила:
– Юля, извините. У нас опять с телефоном что-то. Можно от вас «скорую» вызвать?
– Пожалуйста, – пропустила её Юлька и привычно осведомилась: – С Мишкой опять что-то?
Из троих детей соседки Мишка средний. Хулиганьё по натуре, по судьбе он представлял собой идеальное воплощение «Тридцати трёх несчастий»: его то и дело били страшным боем все, кому не лень; он падал со всевозможных (некоторые ещё найти умудриться надо) высот и ломал себе всё, что можно сломать; переболел всеми на свете болезнями – дважды за учебный год его класс из-за него бывал на карантине. Уроки прогуливал нещадно, а когда появлялся, остолбенело сидел за последней партой и все сорок пять минут урока мог изумлённо таращиться на учителя: «Ой, и чё это я здесь делаю?!« В прошлом году Юлька учила его класс и прошла с Мишкой все прелести стучания в наглухо закрытую дверь.