— Знаю. Я сейчас на первом этаже. Бегу в гримерку, — он говорил короткими фразами, чтобы не сбить дыхание. — Прости.
— Встретимся на лестнице, — улыбнулся Магнус и отключился. По венам разлилось умиротворение. Всё хорошо. Он успевает. Алек в порядке, и он здесь.
Магнус покинул гримёрную, и когда он вышел на лестничный пролёт, то услышал, как бежит Алек. Концертный зал находился на четвёртом этаже. Взглянув вниз, Магнус заметил, что Алек уже на третьем лестничном пролёте, а в руках он несёт его красавицу. Уже вытащенную из футляра и собранную.
Магнус не мог сдержать улыбки. Лайтвуд был красный, растрёпанный, запыхавшийся. И всё это только ради него.
Алек торопливо бежал по ступенькам и вдруг случайно споткнулся, выронил из рук инструмент, который подлетел вверх и упал аккурат промеж перил, со звоном несясь на самый первый этаж, стукаясь обо все ступеньки и перила.
Магнусу показалось, что он умер.
Сердце расплющил тяжёлый ботинок с шипами, оставляя кровавые ошмётки. В груди появилась открытая рана. Он даже вдох не смог сделать, только глупо моргал и открывал и закрывал рот.
— Я-я не хотел… — шокировано прошептал Алек, но Магнус его не слышал. Он падал.
Падал вместе со своей флейтой.
Как ноги несли его на первый этаж, Магнус не запомнил. Очнулся он только, когда сидел перед покалеченным инструментом на коленях и давился слезами. Он не мог поверить в произошедшее. Флейта лежала на кафельном полу в разобранном виде от ударов. Пару клапанов отвалились и отлетели к стене, и на корпусе были вмятины от каменных углов ступенек. Магнус икнул от сковавших его горло горьких спазмов. Сквозь пелену перед глазами он попытался соединить «головку» с «корпусом», но пазы банально не соединялись из-за деформации металла. Магнуса затрясло.
Его красавица, любимая, самая лучшая флейта в мире была убита и уничтожена. Он рыдал и размазывал слёзы по лицу. Руки тряслись, как при эпилепсии, и хотелось, чтобы всё оказалось страшным сном.
— Магнус, я не хотел, — Алек подбежал к Бейну и опустился к нему. — Боже, мне так жаль.
Магнус слышал его голос, как сквозь воду. Алек трогал его руки и смотрел на него печальными большими глазами.
— Я случайно… Что мне сделать? — Лайтвуд выглядел потерянным, его самого трясло.
— Ты всё уже сделал, — огрызнулся Бейн. В груди кольнула злость. Как можно было уронить его флейту?!
— Магнус… — Алек попытался его обнять, но Бейн вывернулся из его рук. — Я же не хотел.
— Это всё из-за тебя, — Магнус посмотрел на него и сдержал порыв врезать. — Если бы не твои тупые капризы, то ничего этого бы не произошло! — голос срывался, а по лицу всё ещё текли слёзы.
Алек смотрел на него побитым щенком, но Магнусу не было его жаль. Он бы простил ему что угодно. Собственные унижения и боль, но не это. Бейн никому не позволял обращаться так со своим инструментом, никому не давал её в руки, никому не доверял, но Алеку доверил… и вот результат.
— Ты убил её. Уходи, не хочу тебя видеть, — прошипел он, сжимая в руках пострадавший корпус флейты.
— М-магнус… — Алек побледнел.
— Убирайся!
Крик Бейна испугал даже его самого, но стало чуть легче от выплеска эмоций. Пальцы похолодели, и в висках больно пульсировало.
Что теперь делать?
— Прости, — тихо последний раз сказал Лайтвуд и бесшумно ушёл, оставив Магнуса с разбитым сердцем и с разбитой флейтой.
Преподаватель нашёл Бейна всё там же внизу около испорченного инструмента. Магнус уже не плакал, только вздрагивал иногда в угасающих спазмах.
— Магнус, ты чего тут сидишь? Через три номера твой выход, — спокойный голос учителя привёл Бейна в чувство.
— Я не буду участвовать, — горло болело. — Я поломал свою флейту.
— Боже, как же так, — учитель присел рядом и начал помогать собирать части. — Магнус, послушай, это всего-лишь инструмент. Не надо так расстраиваться, — он пытался его приободрить, потому что видел совершенно безжизненное лицо Бейна.
— Без неё я не смогу. Для меня это больше, чем флейта.
Профессор понимающе улыбнулся.
— Твой талант не зависит от инструмента, на котором ты играешь. Сейчас выступишь с моей флейтой, а потом решим, что делать. Вдруг получится починить твою, — он говорил уверенно. — Давай, поднимайся. Ты же не хочешь, чтобы все твои усилия были напрасны? Ты почти год готовился к этому конкурсу и как никто другой заслуживаешь победить.
Магнус вытер лицо рукавом пиджака и кивнул, соглашаясь.
— Спасибо, — тихо сказал он. Пальцы всё ещё немного дрожали. — Я постараюсь не подвести, — Магнус понимал, что этот конкурс важен не только для него. Профессор готовил его, тратил силы, он верил в Бейна. Нельзя было подводить.
Чужая флейта была неудобной, непривычной. Магнусу казалось, что она тяжелее, что клапаны расположены дальше друг от друга, что приходится с усилием продувать каждый звук. Как он выступал, совершенно не запомнилось. Если кто-нибудь попросил бы его назвать свои ошибки или удачные моменты, то Магнус бы не ответил. Всё время игры было словно в тумане. И, кажется, играл он только на автомате, только благодаря мышечной памяти.
Преподаватель похвалил его, конечно, что он собрался, взял себя в руки и сыграл на неудобном инструменте, но по его глазам Магнус видел, что он расстроен его игрой.
И от этого стало ещё противнее.
Телефон пестрил бесчисленными звонками от Алека, но Магнус не отвечал. Лишь поставил на беззвучный и поехал домой, сжимая в руках футляр со своей флейтой. Он не хотел никого видеть, поэтому, пока Алека не было, он перетащил свои одеяло и подушку в комнату родителей, которые уехали в отпуск. И уснул на их кровати, свернувшись вместе с футляром.
Он слышал, как через некоторое время к нему тихо скрёбся Лайтвуд, но накричал на него, чтобы тот больше не приближался. Это всё из-за Алека. Это он виноват. Злость душила, и хотелось плакать. И Магнус плакал, пока не отключился.
Он не знал, сколько прошло часов, но когда проснулся, за окном была тёмная ночь. Изабель ещё вчера убежала к своему парню, поэтому они остались с Алеком одни в целом доме. В душе была настоящая чёрная дыра, которая всасывала в себя все эмоции. Бейн поднялся с кровати, замотался в одеяло и, стараясь не шуметь, вышел из родительской спальни. Сделал себе на кухни чай и, не чувствуя вкуса, выпил. Дыра в груди стала чуть меньше от тепла чая, но не исчезла полностью. Только притупила боль. Тишина во всём доме говорила о том, что Алека нет. Поэтому Магнус немного успокоился и решил сходить в душ, пока был в доме один. Не хотелось столкнуться с ним в коридоре и увидеть его жалостливые глаза.
Наверное, потому, что Магнус знал, что простит Лайтвуда тут же, как посмотрит в них. Просто не мог не простить. Поэтому старался избегать, не смотреть в глаза и вообще игнорировать Алека.
После душа Магнус почувствовал, будто родился заново. Оказывается, сладкий чай и горячий душ могут улучшить настроение до отметки «приемлемо». Бейн зашёл в свою комнату, чтобы переодеться в чистые домашние вещи. Волосы после душа всё ещё были сырые, и он зябко поёжился. Сегодня на улице было довольно прохладно.
Кровать Алека оказалась не тронута. Он что, не приходил всё это время домой? Он всегда ночевал дома.
Магнус прикусил губу, с тоской смотря на чужую заправленную кровать. Неужели Алек не возвращается домой из-за него? Это потому, что Магнус его не хочет видеть? У кого он может ночевать? Друзей в этом городе у Лайтвуда не было.
Магнус лёг на кровать Алека поверх одеяла и подобрал под себя колени. Подушка пахла свежестью порошка и немного волосами Алека. Бейн повернулся так, чтобы можно было уткнуться в неё носом и вдыхать тот запах, что она хранила. Под рёбрами заныло.