— Алек… — Магнус не мог больше смотреть на такого Лайтвуда и опустился к нему на пол, обнимая ладонями его лицо и приближая к себе. — Пойми меня тоже, я просто не могу отказаться. Не имею права так подвести самого себя и профессора, который столько в меня вложил. Это невероятная возможность.
Ожог в груди разрастался от каждого слова Магнуса. Его голос, как едкий пепел, разъедал кожу, кости, а за ними и душу. Ещё хуже было от того, что Алек всё прекрасно понимал, но собственный эгоизм душил и не давал адекватно соображать. Магнус был для него всем миром, тогда как Алек был для него всего лишь одной его частью. И, видимо, не самой большой, раз он отдал предпочтение своей флейте. Но кто он такой, чтобы тягаться с музыкой?
Всего лишь… Алек.
— Я же умру без тебя, — отчаянно проговорил Лайтвуд и почувствовал, как глазам стала мешать влага, скопившаяся в уголках. — Из-за тебя я стал таким. Ты всё это сделал со мной и ты единственный, кто сможет справиться с этим.
По пальцам Бейна покатились солёные капли слёз Алека. Магнус испугался. Ещё ни разу он не видел, как тот плачет.
— Ты позволил мне себя полюбить! Позволил почувствовать счастье от близости с тобой, позволил заботиться, оберегать, слушать твою музыку, которая меня погубила! А теперь ты намерен всё это вот так бросить?! — Алек захлёбывался собственными словами, и с каждой секундой Магнусу становилось страшнее и страшнее за его состояние.
— Пусть я буду чёртовым эгоистом и собственником, но я скажу это, — Алек поднялся на ноги, одним движением ладони стёр с лица слёзы и напряг жевалки. — Я не хочу тебя никуда отпускать. И не отпущу.
Он резко наклонился, схватил Магнуса и закинул его себе на плечо. Затем занёс в комнату и в пару широких шагов дошёл до своей кровати, чтобы бросить ошарашенного Бейна на матрас.
— Алек, ты же понимаешь, что поступаешь неразумно, — попытался вправить ему мозги Бейн. Чёрный зрачок Лайтвуда расширился, а ноздри раздулись, как тогда в лесу, вот только теперь это пугало не в шутку, а по-настоящему. — Ты не удержишь меня, если я захочу уехать.
— Значит, я сделаю так, чтобы ты не захотел никуда ехать, — прорычал Алек и одним слитным движением стянул с себя майку, а затем прыгнул на Магнуса, закрывая его своим телом словно щитом.
Магнус взвизгнул от страха, но несмотря на его опасения, Алек ничего не делал, а просто обвился вокруг него, как лоза, и крепко сжал.
— Посмотри, что ты сделал со мной, — убитым голосом заговорил Лайтвуд. Он лежал на Магнусе, обнимая его всем телом, а под жаждавшими губами как раз была его шея. Хотелось укусить туда со всей силы, чтобы осталась метка на всю жизнь, чтобы все знали, кому принадлежит Магнус. Но вместо этого Алек лишь ткнулся туда носом и закрыл глаза. — Ты свёл меня с ума. Разодрал мне грудную клетку, раздвинул рёбра, нашёл моё покалеченное сердце и забрался внутрь. А теперь… — объятия стали крепче. — Теперь, когда всё только-только срослось, ты просто решил выбраться наружу и бросить меня, оставив при этом рваную, кровоточащую дыру после себя.
У Магнуса давно слёзы стояли на щеках. Слушать Алека было больно. Так больно, что хотелось оторвать себе голову.
— Ты не можешь оставить меня одного, — Алек тёрся лицом о скулу Бейна и мелко дрожал от зияющей пустоты в груди. — Я же так люблю тебя.
Магнус рвано вдохнул, закрыл глаза и прошептал слова, за которые будет ненавидеть себя всю жизнь, но без них Алек бы никогда его не отпустил.
— Прости, но музыка для меня важнее, чем ты.
Лайтвуд замолчал.
Молчал и Магнус, не веря, что смог сказать такую наглую чушь вслух. Он бы продал свою флейту и весь этот чёртов оркестр с этим чёртовым Моцартом ради Алека, но он не мог вестись на мольбы глупого наивного сердца.
Разум всегда для Магнуса был превыше всего. Он понимал, что Алек просто им одержим, болен, и чтобы устранить симптомы, необходимо устранить источник возбуждения этих симптомов.
Алек молод, глуп и импульсивен. Он пленник собственных эмоций и желаний. Всё ещё жутко эгоистичен и не умеет отказываться от желаемого во благо своего будущего. Магнус понимал, что образование необходимо, без него в наше время никуда. Тем более, образование в лучшей академии. И это же образование необходимо самому Лайтвуду, который не может сам осознать этого. Он наверняка забыл, что и сам в конце лета должен будет вернуться обратно в школу. И Алек не может бросать свою учёбу ради Магнуса, и Магнус не должен жертвовать своими мечтами.
А глупое сердце поболит и перестанет.
***
— Господи, тут же дышать нечем, — Магнус зашёл в комнату студенческого общежития и тут же прижал ладонь к лицу. — Окна бы хоть открыл, подохнешь тут от растворителей и красок.
— Я открыл окно, — задумчиво отозвался Рафаэль, сосед по комнате. Он был художником и учился в той же самой академии, куда поступил Магнус.
Бейн прошёл дальше в комнату и увидел своего соседа, сидящего за пустым мольбертом со стеклянными неморгающими глазами на смуглом лице. Рафаэль всегда смешно завязывал челку на макушке и не любил носить рубашки и носки. И в принципе был довольно неплохим парнем. Правда, странным немного, и краской всю комнату провонял, но Магнусу он нравился.
— Ты так всё утро просидел? — спросил Бейн и поставил пакет с продуктами на стол. — Может, выйдешь прогуляться?
— Я открыл окно, — ещё раз повторил Рафаэль, на что Магнус недовольно фыркнул и закатил глаза. Иногда с Рафаэлем было трудно.
— Ну, во-первых, это я его открыл рано утром, когда уходил на занятия. А во-вторых, не нормально, что ты целыми днями сидишь возле своего мольберта и больше ничего не делаешь.
Рафаэль посмотрел на Магнуса и моргнул несколько раз подряд, будто только проснулся.
— Я же ничего тебе не говорю, когда ты по шесть часов подряд дудишь в свою дуду, а у меня, между прочим, абсолютный слух, и меня дрожь берет, когда ты «просвистываешь» си второй октавы, — так же размеренно, даже почти вяло сказал Рафаэль.
Возмущения застряли в горле у Магнуса. Захотелось стукнуть соседа по голове, но Бейн сдержался.
— Есть хочешь? — обиженно буркнул он, принимаясь доставать покупки из пакета. — Я сделаю нам по сэндвичу.
— Хочу, — улыбнулся Рафаэль и снова упёр взгляд в пустое полотно.
И такие разговоры стали уже почти привычными за месяц проживания в общежитии. Магнус понемногу с каждым прошедшим днём всё сильнее втягивался в новую жизнь с новыми людьми и почти не думал об Алеке.
Только по ночам бывало так невыносимо, что Магнус переставал что-либо чувствовать, кроме тянущей, разъедающей душу боли. Думал, что со временем она притупится, но становилось только хуже. Он стал замечать, что как только оставался наедине со своими мыслями, то сразу же начинал думать про Алека. Начинал вспоминать его лицо, голос, большие грубые руки и то чувство безграничного счастья, которое он дарил Магнусу совершенно искренне. Бейн ненавидел ночь и её бесконечную тишину. В голове сразу всплывала именно та ночь, когда Магнус всё рассказал Лайтвуду.
Воспоминания приносили боль, мучили его. Он мог всю ночь пролежать и почти чувствовать, как Алек лежит рядом и прижимает к себе. Как едва дышит, водит губами по скуле и боится отпустить. Даже после режущих слов Магнуса Алек продолжал его обнимать. И, кажется, ещё крепче, чем до этого. Его руки были такие горячие, они сжимали бока Магнуса сквозь ткань футболки и будто бы хотели проникнуть ещё глубже. До дрожи.
В ту ночь они больше не говорили, только лежали без сна и смотрели в пустоту.