– Ну, понятно. Тут стариков, наверное, вообще нет? – сказала я, понимающие кивая.
– В моем доме есть пара-тройка бабушек, – Света поправила что-то в коляске, улыбнувшись младенцу, – но они, по-моему, выходят только в магазин.
Да уж, время лавочек у подъезда прошло. Я помнила, что в детстве, да и потом в юности, ничего из произошедшего во дворе не могло остаться незамеченным. Возле каждого подъезда сидели бабушки, зорко следя как за своими внуками, так и за всеми вокруг. Любой входивший в дом или выходивший из него получал быструю и точную оценку, которая у не очень умелых юмористов в дальнейшем превратилась в простейшие бинарное разбиение «наркоман – проститутка». Шутка, конечно, но, кем бы ты ни был, пройти мимо этих стражей двора было невозможно. Трехглавый пес по кличке Пушок из книги про Гарри Поттера, который, если я правильно помнила, никогда не спал, не шел с бабушками ни в какое сравнение. Нейросеть, знавшая ответы на все вопросы, и «биг дата»[2] нашего детства – вот что это было, не иначе. Сейчас бы они очень пригодились.
– Ну, конечно, высоко тут, – я обвела дом взглядом. – Кошмар, падать оттуда!
– У меня восьмой этаж, – ответила Катя, – и то, когда на балкон выхожу, голова кружится. А с ребенком – так и вообще боюсь.
«Раз она слышала ночью шаги в подъезде, то кто-то явно поднимался еще выше по лестнице, – подумала я. – Надо сказать Кирьянову, чтобы обратили особое внимание на квартиры девятого-двенадцатого этажей».
– Ладно, пойду я, в магазин надо, – улыбнулась я девушкам, давая понять, что разговор закончен.
– Ох, хотела бы я так же пойти. – Света мечтательно закатила глаза. – Так надоело сидеть дома да гулять вокруг. Или пойти в какой-нибудь бар…
– Кстати. – Я уже собралась уходить, но снова повернулась к ним. – Какой тут ближайший бар?
– «Техас», если я не ошибаюсь. – По лицу Кати было невозможно понять, жалеет она о том, что не может куда-то пойти, или нет. – Но там, насколько я слышала, не очень хорошо.
– Почему?
– Да вроде и кухня так себе, и, знаешь, контингент… – Катя сделала неопределенный жест рукой, мол, и так понятно.
– Хорошо, спасибо!
Я развернулась и направилась к выходу из двора. К этому моменту солнце поднялось еще выше, так что улица выглядела веселее. Тело увезли, толпа зевак почти рассосалась, и о случившемся напоминала лишь полицейская машина да потемневшее пятно на асфальте.
«Как же быстро жизнь возвращается в обычное русло», – подумала я.
На перекрестках ничто не напоминает о попавших в аварию. Лишь иногда – букетик цветов, закрепленный на столбе. Да и тот остается там ненадолго. Особенно за городом на трассе то тут, то там встречаются эти забытые всеми памятники и столбики с фотографиями. Когда-то это место было сосредоточением чьего-то горя. А теперь вокруг тишина, нарушаемая только проезжающими мимо машинами. С каждым новым днем все эти следы последних мгновений чьей-то жизни желтеют, ржавеют, сползают на обочину, а то и вовсе падают на землю. Значит ли это, что люди забыли? Конечно нет. Но человеку свойственно сначала во всеуслышание заявить о своем горе, а потом, когда уже не останется сил или средств поддерживать его для всех, спрятать его глубоко в себе, как одно из самых дорогих сокровищ. Чтобы иногда возвращаться к нему и снова испытывать жалость к себе.
Да, меня многие называли циничной. Говорили, что, мол, горечь по какому-либо событию – это не то, чему человек может противиться. Говорили, что это чувство сильнее всех остальных. Я же всегда отвечала, что у меня нет возможности постоянно чувствовать себя плохо. Я должна жить дальше, работать – от меня многое зависит. Я не могу оправдывать себя тем, что у меня плохое настроение, горе или что-то еще. Всегда, чтобы ни случилось, я должна двигаться вперед.
И я двигалась. Оставляла позади потерю друзей, неудачи в расследованиях, мелкие неурядицы, но в глазах других продолжала оставаться только лишь циником, или «черствой девкой».
Еще раз окинув взглядом дом, я сверилась с картой в телефоне, поняв, что до бара «Техас» мне идти минут десять, после чего перешла на другую сторону дороги. Здесь я оказалась в тени магазинов, сейчас только начинавших свою работу. Цветочные были для меня просто набором ярких пятен – самые бесполезные из всех. Ну не могу я понять, что такого в том, что тебе подарят что-то стоящее больших денег, что при этом через пару-тройку дней превратится в труху.
Следом шли магазины одежды – здесь было интереснее. Хорошая одежда всегда улучшала мое настроение и уж точно по-разному влияла на окружающих людей. На встречу с бизнесменами и просто состоятельными людьми я старалась подбирать дорогие аксессуары, зная, что они обратят на них внимание. Если же предстоял разговор с обычным человеком с зарплатой чуть выше прожиточного минимума, аксессуар (да и вообще любая дорогая одежда) был абсолютно бесполезен. В лучшем случае о стоимости этих вещей человек ничего не знал. В худшем – мог счесть меня зазнавшейся мажоркой. Так что я не покупала вещи просто потому, что могла их себе позволить. Хотя, конечно, иногда – особенно после гонорара за успешное расследование – взгляд падал на какую-нибудь дорогую сумку, и я не могла устоять.
2
Big data – крупные массивы разнообразной информации и специальные инструменты для работы с ней. (