— Разве ты не видишь, что у меня нет сил?!
— Об этом следовало подумать раньше, — ответила она, после чего, не произнеся ни слова на прощанье, ушла, а профессор Монтаг остался наедине с совестью, которая подсказывала ему, что нужно было все же объяснить свой отказ. Чувствовала ли она свою вину? Или поняла, что он был в ее комнате, и ее уход был всего лишь способом избежать неприятных объяснений?
«Да-да, нужно было потребовать от нее объяснений», — думал профессор Монтаг. Он удивлялся только, почему не сделал этого вовремя. Ведь был же удобный момент во время обеда, например, когда они сидели друг против друга и болтали о всяких пустяках. И вот он растерянно смотрит на входную дверь, а в ушах все еще стоит звук защелкивающегося замка.
Профессор вернулся в гостиную, сел за пианино, сыграл пару тактов, походил туда-сюда, поглядывая на часы, и около полуночи решил отойти ко сну. Окно было открыто, легкий ветерок задувал гардину в комнату и вместе с ней нес прохладу. Ему было зябко, но он не стал накрываться покрывалом, которое из-за жары последних дней лежало на стуле, и не надел пижаму. Издалека доносились громовые раскаты, будто разразившаяся над городом гроза ворчала от нетерпения, что не может быстро и легко перенестись сюда через Хафель и озера.
Он встал, закрыл окно, вышел из комнаты и начал бесцельно бродить по дому: сначала по коридору в библиотеку, потом обратно и так несколько раз, пока неожиданно для себя вновь не оказался в кабинете жены. Он стоял и смотрел на маленький диван, на котором она любила работать с книгами, устраивая их у себя на коленях и вокруг на подушках. Если он появлялся дома в неурочный час и кричал ей из прихожей что-нибудь приветливое, она поднимала голову и улыбалась в ответ — в такие минуты он испытывал едва ли не блаженство.
Гроза приближалась, за окном то вспыхивало, то вновь все погружалось в темноту. Чем дольше он смотрел на диван, тем явственнее представлял себя фотографом, который занят одним и тем же — фиксирует на пленку каждое мгновение в отсутствие своей жены, и с каждой минутой ему все труднее было переносить вид этого пустого дивана. Профессор попятился назад, нащупывая выключатель. Наконец загорелась над головой лампочка, и это его несколько успокоило. Он поискал глазами блокнот, в котором вчера прочитал извещение о своей смерти. Но его нигде не было. Рядом с пишущей машинкой вообще ничего не лежало, как будто здесь намеренно все убрали.
4
Внутреннее чутье подсказывало профессору Монтагу, что с сыном Винцентом не стоит вести себя доверительно, по крайней мере до сего дня для этого не было оснований. Его круглое немного заспанное лицо, глубоко посаженные глаза, бесчувственная рука, которую он протягивал дня приветствия подчеркнуто сдержанно, можно даже сказать, настороженно, — ко всему этому профессор никак не мог привыкнуть. Еще одна деталь, не дававшая ему покоя, — усы его тридцативосьмилетнего отпрыска. Ведь надо ж было такое придумать — отрастить усы!
Винцент работал консультантом по налогам и был, по мнению отца, одним из типичных, вялых и нерадивых, людей своего поколения. Профессора нисколько не интересовало, сидит ли сын в собственном бюро или служит чиновником в какой-нибудь организации. Потребность видеть Винцента возникала у него только на досуге, да и то чтобы обсудить детали предстоящего путешествия. Сначала они должны были добраться на машине до Мюнхена, там переночевать, а дальше через Альпы до Бриксена. А почему, собственно, не сразу до Вероны?
— Верона, — пояснил профессор Монтаг, — наша первая цель, где нужно будет достать карты тех мест. Стало быть, зачем пороть горячку. В Бриксене есть монастырь и популярный ресторан «У слона». Там заодно и перекусим.
На том и порешили. Договорились двинуться в путь ровно через две недели, желательно с утра пораньше, чтобы не попасть в самую полуденную жару.
Профессор Монтаг поинтересовался, не желает ли сын пройтись вместе по саду?
Они вышли через террасу, спустившись по маленькой лестнице. Смеркалось. Профессор Монтаг по-хозяйски принялся расчищать сад от сгнивших веток, кирпича, ржавого железа, хотя никакой надобности в этом не было. Он пристально вглядывался и шарил в траве, которая была ему по лодыжку. Наконец он положил руку на плечо Винцента, при этом так поглядел на него, будто собирался доверить ему нечто очень важное, но было заметно, что признание дается ему с трудом. В этот момент им обоим послышались шаги, но разглядеть что-либо в сумерках было трудно, и они повернули в сторону дома, полагая, что кто-то пришел. Но свет в доме так и не зажегся, и они поднялись на террасу. Профессор Монтаг ощущал легкое жжение в желудке. Он вспомнил, что забыл поесть. И опять положил Винценту руку на плечо, как бы продолжая задушевную беседу.