Богданову дали новый самолет, но летал он теперь как связной и транспортник. Никто не хотел к нему штурманом. Летчики – народ суеверный, три убитых штурмана у пилота – достаточное основание не спешить занять их место. Богданов злился, ходил к командиру полка, тот лишь плечами пожимал. Но однажды сказал:
– Есть рапорт оружейницы Лисиковой. Окончила летную школу, штурман, просилась в 46-й гвардейский полк, где одни женщины. Там не взяли: добровольцев хватает. Чтоб не сидеть в запасном полку, переучилась на оружейницу. Девка хорошая, служит добросовестно. Возьмешь?
Богданов поморщился:
– Баба? Нужен опытный штурман!
– Тебе-то зачем? – усмехнулся Филимонов. – Ты на карту раз глянешь – и запомнил! Сколько раз летал к партизанам и на выброску диверсантов без штурмана? Не заблудишься! Главное, бомбы метко бросать. Справится!
– Дайте хотя бы проверить! – взмолился Богданов.
Филимонов согласился. Богданов несколько раз вывез Лисикову в учебные полеты, втайне надеясь, что малявка напутает или сделает что не так. Не вышло. Не то чтобы Лисикова показала класс, но в воздухе ориентировалась уверенно, бомбы бросала точно. Богданов неохотно согласился.
Появление нового штурмана развеселило эскадрилью. Лисикова была не просто женщиной, а очень маленькой женщиной – Богданову до плеча. Форма, даже ушитая, сидела на ней как на пугале, сапоги на пять размеров больше болтались на ноге, пилотка сползала на нос. «Дите горькое!» – как определил Тимофей Иванович, механик Богданова. Летчики с серьезным видом предлагали Богданову отныне подвешивать к самолету только ФАБ-100 – раз штурман ничего не весит, нельзя терять такую возможность! Другие советовали привязать к костылю гирю: у «По-2» хвост легкий, без должной нагрузки самолет при посадке скапотирует. Однако зубоскалили в эскадрилье недолго. В одном из вылетов подбили Леню Тихонова, причем ранили обоих: пилота и штурмана. Леня сел на вынужденную в немецком тылу. Богданов, заметив, приземлился рядом. Леню со штурманом засунули в кабину штурмана, Лисикова встала на крыло, уцепившись за стойки. Времени привязать ее не было – к самолету бежали немцы. Богданов взлетел. По приземлении Богданову пришлось расцеплять ее пальцы – сама разжать не могла. После того случая над Лисиковой шутить перестали: стоять на крыле летящего «По-2» не каждый мужик решится.
Рана Лени оказалась нетяжелой, он уговорил врача не отправлять его в госпиталь. Летать ему запрещали, пилот болтался в расположении полка. Он-то и принес Богданову весть:
– Лисикова твоя к Гайворонскому бегает!
– Может, у них любовь? – отмахнулся Богданов.
– С Лисиковой? – изумился Леня.
Друг был прав: представить смешную малявку чьей-то возлюбленной…
– Она днем к нему бегает, не ночами, – уточнил Леня.
Богданов не придал значения словам друга, но запомнил. В следующую ночь они вылетели на бомбардировку речного порта у родного города Богданова. Отбомбились успешно, Богданов не удержался и завернул к родному дому. Светало, дом он нашел быстро. Заложил вираж над знакомой улицей, покачал крыльями. Богданов не имел вестей от родных с момента оккупации города, не знал, уцелел ли кто, и понимал, что в этот предрассветный час его вряд ли увидят. Однако душа требовала, и он уступил. Вернувшись на аэродром, Богданов завалился спать, в час его разбудили на обед. Богданов допивал компот, когда в столовую прибежал посыльный: его звал Гайворонский. Недоумевая, Богданов застегнул воротничок и отправился к капитану.
– Кому подавал знаки во время вылета? – с ходу набросился особист. – Кому крыльями качал? О чем хотел сообщить?
Толком не проснувшийся Богданов таращил глаза и только потом вспомнил.
– В моем личном деле, – сказал, с трудом сдерживая ярость, – есть сведения о месте рождения и адрес, где проживают родные. Я качал крыльями, давая знать, что скоро доблестная Красная армия освободит их из фашистской неволи.
Гайворонский полистал дело, заглянул в карту и отпустил летчика. Богданов вернулся в столовую. Лисикову он встретил у входа.
– Летать со мной не будешь! – бросил в испуганные серые глаза. – Ищи другого пилота! Мне стукачи не нужны!