- М....м-м-могу... ради дела, - Мув обладал крепкой черепушкой и сразу не стал задирать лапки кверху. - Скажи, кто такой этот Передник и я его хоть вдоль спины, хоть поперёк, хоть бантиком... Э-э... да, и про бантик ты мне тоже... поподробнее...
Барли не удержалась от улыбки:
- Бог с ним, с передником, - со вздохом облегчения сказала она. - А чепец?.. Ты себя вообще с чепцом на голове представляешь?
- Чепец?..
- Да, чепец. С оборочками...
- С обо... чем-то там... А-а-а, - Мув отпустил Барли и хлопнул себя по лбу. - Знаю! Такая бабская фигня, похожая на ночную нужную посудину! Постой, ты ж вроде амазонка. Так откуда тебе про все эти прибамбасы ведомо?
- А ты неклюд! - вспылила Барли. - Так откуда ты про ночной горшок знаешь? Всё, отстань. Я лечу.
И они полетели: страдающий от безжалостного бодуна горгул и статная, не особо одетая девица с бухтой верёвки, кольцом обвитой вокруг талии. Ох, хотелось бы описать красоту этой картины. Вечернее небо, богатое красками, каким и названий-то не придумано. А предзакатное солнце?.. Это ли не диво, от которого даже душа коростой обросшая иной раз замирает в восторге и умилении, вспоминая, может на миг единственный, что она жива ещё... жива! Так ведь нет. Не было в этот раз никакой красоты. Хотя, кто её знает, может и была, да на неё никто не пялился. Тут сердца у кондотьеров от другого замирали. Ти, крепче стали человек, а не выдержал - отвернулся, а глаза не только зажмурил, так ещё и руками прикрыл. Не было у него сил смотреть, как горгул, который по земле идя нога за ногу цеплялся, начал набирать высоту, выписывая кружева, что и вышивальщицам не снились. Барли закусила ремень толстой кожи, предусмотрительно в пасть сунутый, чтобы визгом своим не провалить всё дело и истово молилась, дабы господь милосердный сподобил её спасительным беспамятством, которое по слухам часто нисходит на юных барышень во время балов и других волнительных моментов. Господь, на ту пору, оказался личностью занятой. Амазонка весь путь свечкой ввысь, чтоб снизу не засекли и потом стремительный спуск - чуть ли не падение, находилась пусть и формально, но в сознании. Шум ветра в ушах и пустоту под ногами, чувствовала с необязательной в этом случае натуральностью.
- Слышь, - донеслось до её ушек, - отпусти уже. Не ровен час прислуга увидит, как какая-то незнакомая полуголая девка статую горгула за ляжки обнимает. Не хорошо может получиться.
Верёвку она оставила под седалищем крылана, - из-под него не сопрут, да и не видно её особо, - и двинулась внутрь крепости, не имея даже зачатков плана действий и ведомая только женской интуицией.
Понятно, что у местной прислуги никаких фартучков и чепчиков с оборочками не было. Прачки и кухарки, совмещавшие эти свои обязанности с потным трудом гарнизонных шлюх, одевались простенько, блёкленько, без претензий: длинные, абы как скроенные платья всех оттенков серого или тускло-синего цветов с обязательно сильно открытым шнурованным лифом, чтоб были видны достоинства и портному недолго возиться. Армия - она во всём любит порядок, унификацию, параллельность и перпендикулярность. Даже если и грязь у коновязи - пусть, но чтоб, зараза, ровным слоем. Поэтому, какую-никакую одёжку, чтоб прикрыть кожаный топик и подстреленную юбчонку - не в доспехе же на пьяном горгуле под облаками вытанцовывать, а вдруг бы сронил от тяжести? - Барли отыскала в первой же коморке на чердаке. Сунулась туда сразу, в надежде именно там отыскать женское обиталище - и не ошиблась. Выбор был бедненький, и с размером не очень повезло, но, в общем и целом, решила Барли, по вечернему сумрачному времени вполне сходная маскировка. Не забыла испачкаться золой из камина - мордашку "припудрила", волосы присыпала (ах, как было неприятно и гадостно!), руки измазала погуще - они на самом виду. Дырявый чепец - на голову. Два длинных узких кинжала - на голени, проверить - не видны ли из-под подола, - и она готова! Ф-фу, семеним подслушивать под дверями. Разве не этим прислуге положено развлекаться?
Горгул остался на том клятом парапете, не отличимый от каменных изваяний. Ему и стоило-то опасаться только одного - вдруг среди снующей внизу солдатни, окажется один грамотный, кто считать умеет хотя бы до дюжины. А Барли теперь нужно быть незаметнее мышки. Хвала темноте и генеральской скупости - факелов для освещения коридоров здесь явно жалели. Так, блёклой тенью, и пробралась амазонка поближе к гвалту и шуму, что исходил из большого зала. Там горой шёл пир, точнее вульгарная пьянка, обещавшая к ночи стать и вовсе омерзительной.
Схоронившись за измызганной снизу колонной, Барли, вошедшая в роль зашуганной придурковатой бабёнки, внимательно изучала всех, расположившихся за тремя бесконечно длинными столами. Пирующих было на удивление не густо: сам генерал, маг, чтоб ему не мягко спалось и с десяток всего кавалеристов, скинувших кирасы, но оставшиеся при палашах и кинжалах. Аристократия армейских казарм, руки жиром испачканные о собачью шерсть вытирающая. Собак здесь, кстати, полдюжины. Многовато. А вот людей до странности мало. Отчего так? Ладно, смотрим-подмечаем дальше. Ага-ага, хотя бы в одном своём предположении кондотьеры ничуточки не ошиблись: "гостей" уже разделили. Братьев хотя бы за один стол посадили, но промеж них Горазд и клятый на все лады маг. Капитана же, наставником прикинувшегося, вообще определили вглубь помещения, подальше от подопечных и выхода. Нехорошо это... Нехорошо. А вот это, - амазонка тихонько чертыхнулась - и вовсе из рук вон плохо: "гостей дорогих", с такой пышностью принятых, хозяева радушные не постеснялись разоружить. У Капитана даже арфу отобрали, оставив её у дверного косяка.