Согрон был разбужен глубокой ночью. Кто-то осторожно тронул майора за плечо и дворянин тут же открыл глаза, будто и не спал. Над ним неясной тёмной громадой, лишь угадывавшейся в тусклом свете ночника возвышался кобольд Пахр.
- Вставайте сударь. Призрачный вестник прибыл.
Сгусток магического тумана в форме сокола в чреве своём доставил разом три важных документа. Согрон глянул на официальные печати, но первым всё-таки вскрыл свиток, не имеющий государевых или канцлерских оттисков: сообщение о сыновьях? Да - оно. Здесь сердце отцовское не ошиблось.
Он прибавил огня, выкрутив фитиль в лампе, и с жадностью изголодавшегося накинулся на короткую записку. Прочёл раз. Перечёл снова и, прикрыв глаза, откинулся на каменную стену.
- Живы, - прошептал едва слышно. - Но в такой переплёт угодили. Помоги им бог. Тут всей ловкости Роминия может не достать. Ох, Вердалия, коронованная сука, не ожидал от тебя, - и застонал большой человек от боли неизбывной. - Мне бы туда. Оно бы, глядишь, и по-другому обернулось.
Он растёр лицо руками и нашёл в себе силы встать. Изменить что-либо сейчас было не в его власти. А дела, судя по всему, завертелись неудержимым смерчем. Рука не поднималась распечатывать остальные документы. Что в них, догадаться было не сложно. Майор Согрон призывался волей монаршей по мере сил своих поучаствовать в обуздании клятого этого смерча. Он медленно выдохнул и, собравшись с духом, сломал первую печать. Этот свиток оказался патентом на звание полковника. Местоблюститель королевского престола жаловал своему верному офицеру следующее звание, выражая свою уверенность, в том, что сударь Согрон, барон иллорийский (Ага, и титул соизволил пожаловать, сам ещё королём не сделавшись! Поспешает Архольм почти 3!), послужит делу восстановления законной, самим богом определённой монаршей власти в королевстве.
- Послужим, - буркнул Согрон. - Куда нам деваться. Полковник я теперь, Пахр. О, как! Смекаешь, к чему всё клонится? - и он зубами перекусил нить третьего самого объёмистого свитка.
С первых строк вникнув в самую суть послания, Согрон преобразился. Куда делся стареющий, пузатый дядька больше похожий на раздобревшего во все стороны буржуа, чем на боевого офицера. Перед кобольдом стоял статный, уверенный в себе дворянин, умеющий повелевать людьми и не знающий, что такое сомнение. Даже пузо его необъятное куда-то делось. Не пузырём - ткни иголкой и только сморщенная шкура останется - был теперь сударь Согрон, барон иллорийский, но офицером, которого ликом врага вряд ли устрашить было возможно.
- Ты говорил, будет мне, чем и кем командовать, - прищурившись, будто прицеливаясь, глянул человек на кобольда. - Пришла пора слова делом подтвердить. Завтрашней ночью все должны быть здесь, около твоей хаты.
- Ночью, значит ночью. - Пахр ни единым мускулом не дрогнул.
- Сколько народу будет? - Согрон взял палку, прислоненную к ложу, и опёрся на неё. Стоять на одном месте было ему ещё невмоготу. - Кто таковы вообще? Какого роду войск бойцы? Вот ты всё темнил, время растягивая. А оно, вишь ты, не тянется. Кем я вообще командовать буду и, главное, как, ежели я ничерташеньки про свою армию не знаю. Упрямый ты, чёрт!
- Чёртом меня не ругай - надулся Пахр. - Чёрт - слово недоброе и обидное. Бойцов... кгхм... причислим их по вашему людскому представлению к тяжёлой пехоте, будет у тебя числом до двух сотен. Парни стойкие, строй держать умеющие, командира своего, тебя, то бишь, слушаться будут беспрекословно.
- Две сотни тяжёлых пехотинцев... - Скрыть своё недоверие Согрон не сумел, как ни старался. - И где ж ты их возьмёшь, сейчас, когда перекуплены все, даже самые непотребные наёмные команды!? И как они к сроку поспеют?
- Они не наёмники. - Пахр с деланным равнодушием уставился в пещерный свод.
- Хватит из меня жилы тянуть! - взорвался полковник. - Отвечай по чести, пока я из тебя вот этой самой дубиной душу не выколотил: кто они таковы!?
Пахр, от корня своего души не имевший, угрозы болезного барона ничуточки не устрашился. Но сочтя, что довольно поизмывался над старым приятелем, глаз своих бесстыжих от потолка не отводя, тихонько так выговорил: