- Рано тебе на покой, Омн, - сокрушённо признал очевидное барон. - Тебе ещё долго мне, неразумному, нос от соплей утирать придётся.
Лекарь только улыбнулся мягко, как умеют улыбаться только глубокие старики ещё не выжившие из ума.
- Ты шлемы у кобольдов внимательно осмотрел? - спросила медицина, окончательно добивая зазнайство вояки.
- Странные они у них, - забубнил полковник, совершенно не понимая в какую сторону на этот раз занесёт нанюхавшегося целебных порошков лекаря, - к загривку прицеплены. Оно, собственно, понятно - такую тяжесть даже их шеям не удержать. Прорези для глаз пунктиром чуть ли не в круговую. Нацепил такую башню - и крути в ней башкой в разные стороны. Так-то, может, даже и удобнее, чем наши "вёдра".
- Ай, молодец, - сложил морщинистые лапки Омн. - И для чего-то обратился к Меркурию: - Ведь, правда, молодец?
Меркурий качнул париком не смея возражать.
- Господин Х-хо, - уважительно обратился лекарь к племенному вождю кобольдов. - Будьте ласковы, исполните одну просьбу старого чудака.
Гигант кобольд с великим почтением встал перед этим странным человеком, имеющим такую власть над самим полковником, на одно колено, чтобы дедуле не нужно было голосовые связки напрягать.
- Видите ли, господин Х-хо. Согроншик у меня всё о других печётся, а о себе подчас и забывает. Хороший он, добрый. Только головкой не особо издался. Кое о чём - о себе, например, - за делами совершенно забывает. А война, сами понимаете, дело из всех дел наиболее хлопотное. А ну как ваш командир в запале да во гневе о собственной безопасности не вспомнит, в момент критический тогда как?..
- Тогда урон чести всего моего племени, - прокатил булыги своего голоса по лужёному горлу великан кобольд.
- Я тако же мыслю. От того и просьба моя... Вы отрядите... - он хитро покосился на зло пыхтящего рядом полковника, - пусть и без его ведома, трёх своих бойцов покрепче для его охраны и ещё кое для чего... - И пугая Согрона едва ли не до разжижения стула, замшелый реликт прошлого что-то зашептал в волосатое ухо согнувшегося в три погибели кобольда.
...Кобольды, в колонну по четыре, шли размеренно, чуть ли не вразвалочку, будто никуда и не торопясь. Впереди подземного легиона, на горбу самого здорового бугая, в его шлеме, на подушке, подложенной туда проклятущим Омном, восседал полковник Согрон с аркебузой, пистолетом, шпагой и нерастраченным запасом злости на весь мир. Барон ехал на войну.
Глава 2.
Bellum.
Согрон импровизирует.
- Вынимай меня из этой люльки, - беспомощно копошился в шлеме пузатый пупс. - Вынимай! Сил моих белее не достаёт терпеть таковское унижение. Я в ней, точно лялька какая, право слово. Дамбо, принимай на руки всю мою анатомию. Ишь ты, завалился, сердешный. Но оно и не мудрено - триста фунтиков дворянского мяса с некоторым даже гаком на себя словить - то тебе не изюму из вазочки откушать. Встать сам сможешь? Ну хотя бы рукой пошевелить? Ты не мычи, по-человечьи ответь...
Обомлевший, от свалившегося на него счастья Дамбо, рассеянно смотрел в небо и к душевной заботе начальства о сохранности своего здоровья оказался непочтительно глух. Только губы распустил сырыми оладьями и медленно моргнул два раза, тем и ограничился.
- Лекари! - рявкнул полковник. - Дайте ему под нос... э-эй не кулачищем же. Убьёшь, дурень. Я говорю, дай ему под нос чего запашистого, что б в сознание его привесть. Не видишь, слегка зашибся, молодой. То есть... гм... я его зашиб... слегка.
Так вот полковник Согрон и добрался до точки местности, откуда он мог любоваться видами на своё - или уже чужое? - но всё равно горевшее поместье.
- Вот же клятые ироды, - ворочая шеей и морщась, выговорил дворянин, - лишили мою детвору всякого наследства. Ну ладно, дочура у меня стервозой оказалась. Так и то, разве ж в их праве так-то радикально её за глупость наказывать. То во власти отцовской. Я её в этот мир привёл, стало быть, только я один и имею право её, змею подколодную, по этому миру с котомкой пустить. Ничего, сейчас шею поправлю... Тряско ты меня вёз верзила, - тут же попенял капризный барон понурившемуся кобольду. - ...и раздам всем по заслугам. Бойцы, кыш с холма, уж больно вы приметные. Та-ак... с кого начинать? - прищурился он недобро. - Жаль трубы подзорной нету. У кого там глаз острее? Дамбо, очухался! Душевно рад. Подь сюды. Поди, говорю, не дорожи коленкой. У тебя глаза молодые, зоркие. Смотри внимательней туда, - и Согрон ткнул пальцем-сарделькой во враждебный горизонт, - и докладывай мне в подробностях, чего и кого видишь. Ох, никогда в жизни так криволапо в войну ещё не вступал. А тут вишь, как заковыристо вывернулось.
Первое, что ляпнул, таращивший воловьи очи Дамбо, было бодрящее сообщение о дюжине всадников в сверкающих начищенной медью шлемах с пиками наперевес, мчавшихся в их сторону во весь опор. Полковник эту новость воспринял с хладнокровием истинного ветерана. Только и поинтересовался, какого цвета у ездунов мундиры. А узнав, что они голубого колёра с широкими красными вставками, прихватил неповоротливого юношу под ручку и растолстевшим рысаком бодренько потрюхал к подножию холма, горланя по дороге: